Hmm, I like your smile. Gives me something to aim at
Нимрах и Аластор. продолжение.Аластор даже не ожидал, что это избалованное ласками чудо окажется таким отзывчивым. Беловолосый буквально плавился в руках любовника, стелился, льнул, изнемогая так искренне, что от одного только звука его дыхания начинало кружить голову.
О, ты действительно любишь играть, но я не играю в поддавки. Ты в самом деле хочешь меня? Да? Ты уверен?
Самообладание у порченого было железным. Он не спешил, нарочито не спешил, его выдавала лишь дрожь его собственного дыхания да сумасшедшее биение сердца в проросшей кристаллами груди. Эти мучительно-сладостные ласки доставляли ему удовольствие едва ли не большее, чем его любовнику - изнеможение, страсть, торжество обладания... какой-то шелест на самой грани не то слуха, не то рассудка...
Застежку штанов он дернул так, что отлетела пуговица. Вздрогнул, коснувшись самого себя, испытующе заглянув в глаза Нимраха - в ночные, затуманенные глаза, бездонно-темные от расширившихся зрачков.
Вот... вот теперь ты действительно хочешь...
Черные ресницы дрогнули и опустились, пряча голодный змеиный взгляд. Сидя меж согнутых ног беловолосого, Аластор с неожиданной легкостью приподнял его, стиснув пальцами бедра так, что когти опасно вдавились в нежную кожу. Вздернул себе на колени, заставляя запрокинуться...
Тугое колечко мышц поддалось легко, по омерзительно-изящному, проросшему кристаллами телу эльфа прокатилась волна напряжения - он сдержал себя невероятным усилием, заставляя не спешить, не спешить, не спешить... О, он умел владеть собой. Но этот беловолосый был все-таки слишком увлекательным.
Тонкие пальцы с ухоженными длинными ногтями впились в плечи Аластора. Попытка удержаться самому? Удержать партнера? Боль была неизбежна. Даже снадобье, такое дорогое и редкое, не могло нейтрализовать весь дискомфорт. А нужно ли было? Жрец любил остроту. Он не мыслил себе удовольствия без боли.
Аластор был опытен и терпелив. Терпелив настолько, насколько позволяли обстоятельства. Но разве к этому стремился жрец.
Он встретил движение своим телом. Позвоночник изогнулся, жар ударил в голову, ногти впились в кожу. В чистую, без диковатых звездочек кристаллов. Он хотел. Хотел так сильно, что зубы заскрипели, а кожа практически мгновенно покрылась влагой. И все же ему было мало. Он хотел познать любовника, не обремененного страхом навредить. Должно быть эта жадность проступила сквозь лисью маску белоголового. Черты исказились, кончик языка прошелся по губам, белоснежные нити прядей прилипли ко лбу.
Прижался к синдорею, обхватывая руками шею, путая ладони в густых тяжелых волосах, сжигая кожу дыханием. - Только не останавливайся, - тихий шепот у мягкой мочки, легкий прикус, нежность и податливость стройного тела, вливающегося в объятия с такой легкостью, словно только для этого и было создано.
Держать себя в руках? После этого?
А ведь придется. Пока что придется, потому что после долгого, долгого одиночества ставшему чудовищем эльфу хватит немногого, в отличие от Нимраха, который...
И мысли вместе с намерениями полетели прочь спутанным клубком. Дыхание черноволосого сбилось, просело тяжелым стоном. Плавное движение завершилось резким толчком, пальцы сжались на бедрах любовника, шевельнулись, окаменели мышцы под гладкой белой кожей плеч и под ребристыми пластинами брони на предплечьях. Еще одно плавное движение - и снова резкий толчок. И еще. И еще.
Ты этого хотел, да? И кто кого теперь ведет, хотя это неважно, неважно... важно, этого ли ты хотел...
Два восприятия, которые чернокнижник всегда разделял, сплавились и слились. Бесплотная тяжесть обняла Нимраха, жаркая, ощутимая почти физически. Белое тело, белые волосы, нежность кожи под пальцами, сбивчивая ласка шепота, текучая алая жизнь, в которой прячется отпечаток силы - зрячий, ждущий, жаждущий мрак...
Движение. Плавное. Толчок. Опять плавное движение... Ритм шел на разгон, плавные движения теряли свою плавность. Напряженное дыхание черноволосого вплеталось в сумерки комнаты. Волосы упали ему на лицо, скрыли твердые очертания скул, бросили тени на щеки и подбородок, смягчили все резкое, каменно-правильное лицо, и Аластор снова стал похож на того юношу, каким казался издали. Только маленькие губы его приоткрылись, исказились в почти мучительной гримасе, открывая взгляду плотно сжатые зубы с удлиненными, заложенными друг за друга клыками. И вены, чернеющие на шее, тоже слегка портили впечатление.
В отличии от Аластора, жрец не был ограничен в удовольствиях. И все же он так же не смог противиться естеству. Первый толчок зазвенел в теле белоголового болью, отталкивая от любовника, выгибая, потом вновь бросая вперед, чтобы покрепче вцепиться в белые плечи. Поймал приоткрытые губы мужчины своими, жадными, возвращая стон, сорванный с губ, вплетая вкрадчивую нежность.
Нимрах раскалывался в этой близости. Часть его захлебывалась удовольствием, таяла в обьятиях, рвалась криком и тягучими стонами. Но он был другим. Он уже давно не умел отдаваться наслаждениям полностью. Часть его все равно оставалась глухой, трезвой, равнодушной. Что-то нашептывающее. Еще один. Один из многих. Это пройдет.
Но пока этот голос был слаб. Эльф мог отдаться с отчаянностью юноши. Забывая как дышать, замирая вместе с собственным серцем. Беспокойные руки гладили белое тело, приносившее наслаждение, прислушивались к движениям тугих мышц. Пальцы путались в черных волосах, сжимали, запрокидывая голову, ласкали лицо синдорей. Скулы, влажный лоб, искривленные губы.
Он явственно ощущал присутствие Аластора. То, другое, почти не имеющее общего с физической близостью. И он отвечал. Сгущая горячий мрак, придавая ему свой привкус, сливаясь с ним. Бесшумно и неспешно он скользил глубже, почти незаметно делясь собой, собственными ощущениями. Немного боли, сладость, цельность, жар внутри себя, движения, заставляющие трепетать каждую клеточку.
Так сплетаются пальцы в крепком пожатии - делясь теплом, делясь трепетом, смешивая силу и нежность... То, что делал Нимрах, было ново и странно. И слишком сладостно, чтобы это пресечь, хотя, в общем-то следовало бы - лезть к себе, пусть даже и не в голову, а в восприятие, Аластор не позволял никому. До сих пор - никому. Впрочем, того, чем стало его тело, до сих пор тоже никто не видел.
- Прекрати... - выдохнул он, и "прекрати" прозвучало как "продолжай".
Эльф чуть изменил положение тела, и следующее движение плеснуло бесплотным откликом - да! Вот так... И еще... Пальцы, все еще медно-глянцевые от масла, отпустили бедро беловолосого, охватили напряженный член, повторяя общий ритм. Так? Да... давай, я хочу увидеть, как ты кончишь... я хочу это почувствовать. Вместе с тобой.
Нимрах уже не мог остановиться. Этот странный симбиоз сознаний начинал выходить из-под контроля как и сам жрец. Физические ощущения перемешались. Он щедро одаривал Аластора наслаждением, которое опаляет все тело повинуюсь движениям блестящих ловких пальцев, в то же время пьянел от тянуще-прекрасного жара, охватывающего тело любовника. Он не хотел спешить, не хотел. Хотел растянуть. На часы, годы, бесконечность. Но не мог. Многократно усиленное удовольствие, тяжесть гладких черных волос в ладонях, дыхание синдорея словно подгоняли блестящее от пота тело, не давали перевести дух, остановиться хоть на мгновение.
Глаза чуть приоткрыты, губы истерзаны поцелуями, волосы спутаны. Что же ты делаешь со мной. Как тебе это удается. Судорога прошила жреца. Пока еще слабая. Приближение. Где-то на задворках сознания синдорей изумился. Пальцы дрожат?
Он не читал мысли любовника, даже не пытался, но тень желаний, их вкус не мог остаться незамеченным. Мягко оттолкнувшись от Аластора, чуть откинулся, опираясь о диван. Теперь они могли видеть друг друга. Всеми способами. Нимрах открывался брюнету, хоть это было и не в его правилах. Дрожь все чаще пробегала по телу, дыхание охрипло, загустело. Белые пряди волос, ниспадающие на лицо, все не могли скрыть то, как отчаянно зажмурился оглушенный жрец, как полные покрасневшие губы скривили не то в муке, не то в наслаждении. Он не кричал в голос, но то вязкое и темное, что переплеталось с Аластором, содрогнулось, будто потрясенное взрывом. Белесая горячая влага хлынула на когтистые пальцы, окропила тугой живот.
Он не выдержал этого взрыва. Он даже паузу выдержать не смог. Бесплотное, обнимающее Нимраха, налилось страшной тяжестью, живой, текучей угрозой змеиных колец. Завладело, стиснуло в себе. Волна напряжения прокатилась по измененному телу. Ладони вползли на бедра беловолосого, пальцы сжались в беспощадной хватке - прижать к себе! вплотную! до боли! Несколько резких, почти судорожных рывков, мучительный стон - на вдохе, как от внезапной боли, - и Аластор расслабился, и уткнулся лбом любовнику в грудь, тяжело переводя дух.
Черные волосы смешались с белыми. Тонкий горький запах щекотал ноздри. Чудовищные объятия измененной души разжались, и сама ее тяжесть истончилась, потекла, освобождаясь, выплетаясь из бесплотных объятий менталиста, будто змея из паутины.
Три капли крови прочертили по бедру Нимраха глянцевые дорожки, бусинами скатившись к животу.
А потом Аластор осторожно высвободился, скомкал в горсти край одной из смятых одежд и стер с живота беловолосого жемчужные капли. Жест получился осторожным и нежным, каким-то бережным. Как будто не этим телом он только что владел безо всякой пощады.
Наверное, надо было что-то сказать. Но слов не нашлось. И эльф просто молча вытянулся рядом с любовником, опираясь на локоть и прижавшись вплотную. Взгляд гладил лицо Нимраха. А на лице стояло непонятное, нечитаемое выражение - что-то сдержанное, не проявившееся до конца.
Жрец перевернулся на живот, растянулся, опираясь подбородком о ладони. Опустошенность была приятной. Не то что та, другая. Все тело приятно ныло, остывая.
Обычно белоголовый исчезал почти сразу после близости. От всей души презирал он грубоватую фамильярность с которой обычно любовники старались его приобнять. Или что гаже, погладить. Словно секс давал им право на подобное. К счастью, Аластор был не таким. И все же желание уйти сложно было побороть.
Открыв глаза, менталист покосился на проклятого. Двинулся немного в сторону и почти сразу тихо зашипел. Все же боль пока не отпускала, да и начинала накатывать тошнота после игр с сознанием и восприятием. Дальше будет хуже. А потому решение пришло само. Лисья улыбка вернулась на бледноватое от усталости лицо Нимраха. Буквально заворковал, поднимаясь на колени. - Вы были просто великолепны, уважаемый. - осекся. Снова скосил глаза на брюнета. Как-то это странно говорить с ним как с чужим. Как-то неправильно. И все же жрец был упрям во всем, что касалось самоконтроля и холодных стен. Неспешно и вдумчиво он начал облачаться в ткани, предусмотрительно "забыв" испачканную нижнюю мантию.
Эльф перевернулся на спину, закинул за голову руки и принялся наблюдать. Лениво, будто сытый хищник. Трезвый, пристальный, прилипчивый взгляд стерег каждое движение беловолосого.
- Рад был... помочь, - хмыкнул он, тщательно отмерив паузу перед последним словом.
Волосы почти полностью скрыли его руки - шипы на ребре предплечий, когти, ребристые пластины медной брони, - и он казался почти обычным. Может быть, поэтому странное, омерзительное изящество его тела сейчас особенно бросалось в глаза.
Он не изменился в лице. И вообще, похоже, был совершенно доволен происходящим. И ироническая усмешка на его губах существовала словно сама по себе, отдельно от змеиных глаз и холодной злой красоты лица.
- На нас, проклятых, иногда находит. Не так ли?
Жрец, в это время расчесывающий водопад волос гребнем на мгновение замер и обернулся. В глазах затаилось удивление. - На нас? Я вообще-то не проклят. - иронии Нимрах, похоже не оценил. Стянув с тумбы свою заколку, принялся было колдовать над прической, но через пару мгновений сдался. Хитроумное устройство явно было задумано для господ, которым помогают прислужники. Тряханул головой попросту рассыпая белоснежную лавину по плечам и спине и потянулся за ключом от комнаты. Для этого пришлось перегнуться через Аластора, почти припадая к нему.
Эльф не шевельнулся. Даже тогда, когда прядь белых волос упала ему на грудь, полукольцом свернувшись на рассекающей грудь броневой пластине.
- Смотря что считать проклятием, - безмятежно сообщил он.
Усмешка мало-помалу уходила с бесцветных губ, но вид у Аластора остался по-прежнему ироничным. И каким-то хищным, что ли. Неподвижность, полная нерожденного движения, угроза на грани между "есть" и "нет". Змея, стерегущая добычу.
Живая тяжесть бесплотной хватки, дремлющая вокруг расслабленной фигуры - не касание, нет! лишь смутное, тревожное чувство чужого гнетущего присутствия. Как в самом начале.
Змея была довольна.
- Я не понимаю о чем ты. - голос становился раздраженным. И отнюдь не из-за какой-то реальной неприязни, а попросту потому, что чувствовал себя жрец все хуже. Меньше всего ему хотелось показывать слабость, потому и скалил зубы под все той же приторно-вежливой лисьей улыбкой. Процесс облачения уставшего и помятого тела в дороги ткани был практически завершен. Скрстив руки на груди, сверху вниз какое-то время еще любовался любовника. Да уж, какой ценный экземпляр попался.
- Мне кажется или нам лучше обсудить это в другой раз?
Эльф сел на диване, подобрав ноги, и небрежно облокотился на спинку дивана. Посмотрел снизу вверх, запрокинув тонкое лицо. Рядом с твердыми правильными чертами страшная рука казалась чужой, приставленной от другого существа.
- Если ты, конечно, не против.
И выражение его лица опять было совершенно непонятным. Ирония - ясно, а остальное...
- Если он будет, - жрец слабо усмехнулся, и склонился, чтобы запечатлеть на губах Аластора последний поцелуй. Оторвавшись, привычно облизнулся и, не оглядываясь, выскользнул за дверь.
Уже снаружи, без прицела чужих глаз, белоголовый чуть обмяк и прислонился к стене. Узкая ладонь скользнула по лицу. Плохо. Плохо это все.
Упрямо мотнув головой, вновь выпрямился как струнка и быстро поплыл по коридорам, на лице вежливая насмешливая улыбка. Впрочем, как всегда.
* * *
Спустя неделю с небольшим по адресу жреца передали послание.
Узкий сверток белого шелка где-то в локоть длиной. Ничего особенного. Если не считать того, что из этого самого шелка состояла мантия Нимраха, оставленная им в таверне однажды ночью.
Наглость? Вполне вероятно.
Властный жест сродни объятию пальцев, заставляющих опустить подбородок?
Тоже может быть.
В свертке было птичье стрекало - длинная игла с петлей на рукояти. При помощи таких заставляют повиноваться строптивых крылобегов. Только обычно они бывают прямыми, костяными или металлическими, а это оказалось слабо изогнутым, отчего напоминало гигантский коготь неведомого зверя. Материал напоминал кость - если только существует на свете кость глянцево-черная, с проступающим из глубины темно-багровым муаровым узором. Камень? Нет, легкое слишком, все-таки кость. Только чья? Особенно если учесть, что тусклый естественный глянец материала никоим образом не напоминал полировку, да и следов резьбы на себе не носил. Стрекало-коготь казалось цельным. И, вполне вероятно, действительно было чьим-то когтем. Не того ли зверя, чьей багрово-бурой чешуйчатой кожей была обтянута оправленная в серебро рукоять?
Кроме стрекала, в свертке обнаружилась записка, сложенная конвертом. Края листа, - не бумаги или пергамента, а сиреневато-белой грунтованной ткани, - хрупко срослись воедино зеленым кристаллом, похожим на неровную размазанную звезду.
"Аллея у Врат Пастырей, за час до заката" - гласила запечатанная кристаллом Скверны записка. "Теперь я тоже хочу познакомиться. Если откажете - разобьете мое несчастное сердце".
Четкий летящий почерк. Невероятно ровный, с уверенным твердым нажимом. Без единой неправильности, будто не живая рука писала.
Фраза самого Нимраха. Слово в слово.
Ирония? Может быть.
Жрец следил за своими бумагами. Каждый день служанка приносила ему конверты для просмотра. Бывало, что и подарки попадались. Как правило от поклонников и поклонниц. Нимрах обычно не придавал им особого значения и часто нераспакованные презенты оказывались в мусорной корзине. Но в этот раз белоголового одолело любопытство. Отрез ткани он узнал сразу. Такой шелк нечасто встретишь в Сильвермуне. Подушечки пальцев пробежали по гладкому и почти невесомому материалу. Уголки губ приподнялись в улыбке. А он наглец.
Отодвинув остальные конверты, синдорей небрежно распахнул сверток. Забавная вещица. Старый прелюбодей неплохо разбирался в дорогих вещах. Конкретно это стрекало выглядело безумно дорогим. Дорогими редким. Что-то в его форме и черном глянце было знакомым. Только жрец никак не мог вспомнить что именно. Рукоять послушно легла в ладонь, вещица пристроилась на коленях с покорностью домашнего кота, пока эльф пару раз пробежал глазами по записке. Еще и самоуверен. Тихо фыркнул отбрасывая письмо на стол и, поднявшись, развернулся к окну. Солнце расплескало по улицам золото, лица прохожих казались... счастливыми?
Он пришел только на закате. Закутанный в темно-бордовую мантию, скупой на эмоции, кисти спрятаны в рукавах.
Аластор сидел на скамейке у края аллеи - так, чтобы видеть Врата и площадь перед ними. Самого его тоже было хорошо заметно. А еще лучше заметно было здоровенного белого крылобега в наборной сбруе из нефрита и серебра. Птица, скучая, звенела поводом и время от времени пыталась клюнуть застежку плаща хозяина. Тот только отмахивался.
Увидев Нимраха, эльф встал и подобрал со скамейки книгу - видимо, он читал ее, пока было светло, или, может, писал, как тогда в таверне. Спрятал в сумку у седла крылобега. Поправил закинутую на плечо полу плаща.
- А я уже не надеялся, - сказал он.
И опять было не понять, улыбается он или все-таки нет. А если улыбается, то что эта улыбка означает.
В этот раз жрец косметикой не пользовался. Никаких высоких заколок или жизнерадостных украшений. Даже на тканях ни намека на обычные росписи. Только тяжелые складки шелка, лавина волос, сдержанность и строгость, если не сказать холодность. - Ты пытаешься меня купить? - неспешно приблизился к брюнету, окатил взглядом, будто ведро холодной воды опрокинул и отвернулся куда-то в сторону. Отрешенный и расслабленно-медлительный. - Надеялся, что ты догадаешься, что подобные номера не сработают, - голос словно бы смягчился. Хотя в этих сумерках все казалось мягче, даже поджатые жесткие губы, острые скулы и ледяная колкость взгляда.
- Я бы непременно догадался, - Аластор примирительным жестом развел одетыми в бронзу руками. - Если бы вообще об этом думал. Но я всего лишь отдал тебе то, что напоминало бы мне тебя. Вместе с тем, что могло бы напоминать тебе меня. Время от времени... И понадеялся, что ты передумаешь заканчивать наше знакомство в самом начале.
И тайная, невидимая улыбка ни на мгновение не дрогнула на тонком лице. Знакомый змеиный взгляд скользил по лицу Нимраха, ненавязчиво вроде, но ничего не упуская. Наблюдал?
На попытку удержать это не походило. Очень уж непринужденно было сказано. Походило на искренность, насколько она вообще возможна при таком нечитаемом лице. И именно что на знакомство, знакомство с новым обликом, иной стороной случайно встреченного эльфа, которому удалось заинтересовать собой оскверненного. Он и в самом деле не думал, что у этого эльфа только один облик. И, кажется, в самом деле не ожидал, что тот все-таки придет.
- Странные у тебя ассоциации, - прошелестел голосом, подушечка пальца задумчиво заскользила по спинке скамьи. Глаз жрец не поднимал. Не было нужды. И без того кожей ощущался этот пытливый взгляд. Чего он добивается? Надеется заглянуть под маски? Смешно.
На темнеющем небе проступали первые бледные звезды, запах листвы усилился, повеяло прохладой. Мягкий сумрак заботливо укрывал двоих синдореев.
- Зачем тебе продолжать такие знакомства? Только не надо снова этого бреда про сердце. - ладонь предостерегающе забелела. Сдвинул тонкие брови, отрешенность таяла. Неожиданно прямой взгляд, тон не терпящий возражений. - Я тебе не по зубам, проклятый, поищи другую игрушку. Благо, тут их полно.
Взгляд канул в темные глаза проклятого, будто клинок в воду. И там, в глубине, что-то содрогнулось, откликнувшись - мрак и хаос, зеленое пламя силы, весь огромный клубок насторожившихся теней, из которых состояла эта душа.
Белая птица позади эльфа встряхнулась, звеня поводом в кольцах наголовника.
- Ты считаешь, что похож на игрушку? Я почему-то так не думаю. Может, потому, что их действительно тут полно. Жаль, я не ценитель игрушек. И даже не ценитель новых знакомств. Это первое знакомство за последние годы, которое я пытаюсь продолжить.
И пола плаща, повинуясь движению руки, соскользнула с плеча Аластора, с жесткого оплечья, на которое была закинута. Свет недалеких фонарей заблудился в изгибах металла на его груди, кровяными каплями сгустился в глубине самоцветов. Он не шутил насчет знакомств и игрушек. Что бы он ни имел в виду, но он не шутил. А может быть, он и вообще не умел шутить - падший, проклятый, отчего-то не погибший вместе с себе подобными; одинокий обломок закончившейся эпохи... чудо? чудовище?
Если жрец хотел, он умел двигаться достаточно быстро. Вот и сейчас он в мгновение ока оказался совсем рядом с Аластором. Ладонь прижалась к чужой груди. Точнехонько посередине темного клина скрытого одеяниями. Он потянулся к уху губами, зашептал, едва не скатываясь на шипение. - Ты что же это? Влюбился? - и он улыбался. Это легко можно было почувствовать, даже не видя лица. Пальцы заскользили ниже, поиргали немного с металлическими узорами, скользнули еще ниже, к паху, где защитный орнамент почти не мешал почувствовать плоть сквозь ткань. Рука сжалась. Уверено, но достаточно мягко, чтобы не причинить боли. - А может я просто тебе отсосу и на этом закончим? - кончик языка коснулся уха, быстро опалил кожу и снова спрятался за полными губами. Жрец отшатнулся, в глазах искрило лукавство. Вызов?
Вот так, вплотную, снова стало ощутимым исходящее от проклятого гнетущее ощущение - бесплотный плащ из странной, тревожной тяжести, одевающий узкую сухую фигуру.
Эльф не шевельнулся. Зато шевельнулась его аура, сомкнувшись вокруг вступившего в нее Нимраха.
- Если хочешь, закончить можно и без этого. Но я предпочел бы все-таки познакомиться. Или ты действительно считаешь знакомством то, что произошло?
И пола его плаща упал на плечи беловолосого, укрывая их обоих. Рука, набросившая его, тотчас же соскользнула прочь, а плащ остался. Тяжесть шелка, тяжесть присутствия, тепло узорчатой бронзы, тонкий-тонкий ядовитый запах волос, изумрудный мрак под черными изогнутыми ресницами.
Влюбиться при таком "знакомстве" ухитрился бы разве что романтический идиот. Проклятый вряд ли был романтиком и тем более вряд ли - идиотом. Но вызова он не принял. Даже не отшутился - ответил с терпеливой серьезностью, как будто в самом деле влюбился в случайного любовника.
- И как ты это видишь? Прогулки под луной рука об руку? Встречи пару раз на неделе с распитием дорогих вин и беседами у камина? - все же жрец чуть смягчился и начал прятать иголки. Руки вновь загуляли по груди собеседника. Лениво-рассеянно повторяли подушечки металлический орнамент. - Потом мы узнаем друг друга поближе, начнутся откровенности. Ты расскажешь обо всем, что привело тебя к такому состоянию, я поплачусь у тебя на плече, сетуя на тяжелое детство, которое сделало меня таким. Так? - улыбка перестала походить на оскал, жрец чуть склонил голову на бок, разглядывая Аластора. Подушечки пальцев прошлись по четкой линии нижней челюсти. От уха к подбородку, легонько тронули губы. - А время от времени мы будем отвлекаться на акробатические номера в кровати. Идеально. - выдохнул, касаясь губ Аластора своими.
начало тут
О, ты действительно любишь играть, но я не играю в поддавки. Ты в самом деле хочешь меня? Да? Ты уверен?
Самообладание у порченого было железным. Он не спешил, нарочито не спешил, его выдавала лишь дрожь его собственного дыхания да сумасшедшее биение сердца в проросшей кристаллами груди. Эти мучительно-сладостные ласки доставляли ему удовольствие едва ли не большее, чем его любовнику - изнеможение, страсть, торжество обладания... какой-то шелест на самой грани не то слуха, не то рассудка...
Застежку штанов он дернул так, что отлетела пуговица. Вздрогнул, коснувшись самого себя, испытующе заглянув в глаза Нимраха - в ночные, затуманенные глаза, бездонно-темные от расширившихся зрачков.
Вот... вот теперь ты действительно хочешь...
Черные ресницы дрогнули и опустились, пряча голодный змеиный взгляд. Сидя меж согнутых ног беловолосого, Аластор с неожиданной легкостью приподнял его, стиснув пальцами бедра так, что когти опасно вдавились в нежную кожу. Вздернул себе на колени, заставляя запрокинуться...
Тугое колечко мышц поддалось легко, по омерзительно-изящному, проросшему кристаллами телу эльфа прокатилась волна напряжения - он сдержал себя невероятным усилием, заставляя не спешить, не спешить, не спешить... О, он умел владеть собой. Но этот беловолосый был все-таки слишком увлекательным.
Тонкие пальцы с ухоженными длинными ногтями впились в плечи Аластора. Попытка удержаться самому? Удержать партнера? Боль была неизбежна. Даже снадобье, такое дорогое и редкое, не могло нейтрализовать весь дискомфорт. А нужно ли было? Жрец любил остроту. Он не мыслил себе удовольствия без боли.
Аластор был опытен и терпелив. Терпелив настолько, насколько позволяли обстоятельства. Но разве к этому стремился жрец.
Он встретил движение своим телом. Позвоночник изогнулся, жар ударил в голову, ногти впились в кожу. В чистую, без диковатых звездочек кристаллов. Он хотел. Хотел так сильно, что зубы заскрипели, а кожа практически мгновенно покрылась влагой. И все же ему было мало. Он хотел познать любовника, не обремененного страхом навредить. Должно быть эта жадность проступила сквозь лисью маску белоголового. Черты исказились, кончик языка прошелся по губам, белоснежные нити прядей прилипли ко лбу.
Прижался к синдорею, обхватывая руками шею, путая ладони в густых тяжелых волосах, сжигая кожу дыханием. - Только не останавливайся, - тихий шепот у мягкой мочки, легкий прикус, нежность и податливость стройного тела, вливающегося в объятия с такой легкостью, словно только для этого и было создано.
Держать себя в руках? После этого?
А ведь придется. Пока что придется, потому что после долгого, долгого одиночества ставшему чудовищем эльфу хватит немногого, в отличие от Нимраха, который...
И мысли вместе с намерениями полетели прочь спутанным клубком. Дыхание черноволосого сбилось, просело тяжелым стоном. Плавное движение завершилось резким толчком, пальцы сжались на бедрах любовника, шевельнулись, окаменели мышцы под гладкой белой кожей плеч и под ребристыми пластинами брони на предплечьях. Еще одно плавное движение - и снова резкий толчок. И еще. И еще.
Ты этого хотел, да? И кто кого теперь ведет, хотя это неважно, неважно... важно, этого ли ты хотел...
Два восприятия, которые чернокнижник всегда разделял, сплавились и слились. Бесплотная тяжесть обняла Нимраха, жаркая, ощутимая почти физически. Белое тело, белые волосы, нежность кожи под пальцами, сбивчивая ласка шепота, текучая алая жизнь, в которой прячется отпечаток силы - зрячий, ждущий, жаждущий мрак...
Движение. Плавное. Толчок. Опять плавное движение... Ритм шел на разгон, плавные движения теряли свою плавность. Напряженное дыхание черноволосого вплеталось в сумерки комнаты. Волосы упали ему на лицо, скрыли твердые очертания скул, бросили тени на щеки и подбородок, смягчили все резкое, каменно-правильное лицо, и Аластор снова стал похож на того юношу, каким казался издали. Только маленькие губы его приоткрылись, исказились в почти мучительной гримасе, открывая взгляду плотно сжатые зубы с удлиненными, заложенными друг за друга клыками. И вены, чернеющие на шее, тоже слегка портили впечатление.
В отличии от Аластора, жрец не был ограничен в удовольствиях. И все же он так же не смог противиться естеству. Первый толчок зазвенел в теле белоголового болью, отталкивая от любовника, выгибая, потом вновь бросая вперед, чтобы покрепче вцепиться в белые плечи. Поймал приоткрытые губы мужчины своими, жадными, возвращая стон, сорванный с губ, вплетая вкрадчивую нежность.
Нимрах раскалывался в этой близости. Часть его захлебывалась удовольствием, таяла в обьятиях, рвалась криком и тягучими стонами. Но он был другим. Он уже давно не умел отдаваться наслаждениям полностью. Часть его все равно оставалась глухой, трезвой, равнодушной. Что-то нашептывающее. Еще один. Один из многих. Это пройдет.
Но пока этот голос был слаб. Эльф мог отдаться с отчаянностью юноши. Забывая как дышать, замирая вместе с собственным серцем. Беспокойные руки гладили белое тело, приносившее наслаждение, прислушивались к движениям тугих мышц. Пальцы путались в черных волосах, сжимали, запрокидывая голову, ласкали лицо синдорей. Скулы, влажный лоб, искривленные губы.
Он явственно ощущал присутствие Аластора. То, другое, почти не имеющее общего с физической близостью. И он отвечал. Сгущая горячий мрак, придавая ему свой привкус, сливаясь с ним. Бесшумно и неспешно он скользил глубже, почти незаметно делясь собой, собственными ощущениями. Немного боли, сладость, цельность, жар внутри себя, движения, заставляющие трепетать каждую клеточку.
Так сплетаются пальцы в крепком пожатии - делясь теплом, делясь трепетом, смешивая силу и нежность... То, что делал Нимрах, было ново и странно. И слишком сладостно, чтобы это пресечь, хотя, в общем-то следовало бы - лезть к себе, пусть даже и не в голову, а в восприятие, Аластор не позволял никому. До сих пор - никому. Впрочем, того, чем стало его тело, до сих пор тоже никто не видел.
- Прекрати... - выдохнул он, и "прекрати" прозвучало как "продолжай".
Эльф чуть изменил положение тела, и следующее движение плеснуло бесплотным откликом - да! Вот так... И еще... Пальцы, все еще медно-глянцевые от масла, отпустили бедро беловолосого, охватили напряженный член, повторяя общий ритм. Так? Да... давай, я хочу увидеть, как ты кончишь... я хочу это почувствовать. Вместе с тобой.
Нимрах уже не мог остановиться. Этот странный симбиоз сознаний начинал выходить из-под контроля как и сам жрец. Физические ощущения перемешались. Он щедро одаривал Аластора наслаждением, которое опаляет все тело повинуюсь движениям блестящих ловких пальцев, в то же время пьянел от тянуще-прекрасного жара, охватывающего тело любовника. Он не хотел спешить, не хотел. Хотел растянуть. На часы, годы, бесконечность. Но не мог. Многократно усиленное удовольствие, тяжесть гладких черных волос в ладонях, дыхание синдорея словно подгоняли блестящее от пота тело, не давали перевести дух, остановиться хоть на мгновение.
Глаза чуть приоткрыты, губы истерзаны поцелуями, волосы спутаны. Что же ты делаешь со мной. Как тебе это удается. Судорога прошила жреца. Пока еще слабая. Приближение. Где-то на задворках сознания синдорей изумился. Пальцы дрожат?
Он не читал мысли любовника, даже не пытался, но тень желаний, их вкус не мог остаться незамеченным. Мягко оттолкнувшись от Аластора, чуть откинулся, опираясь о диван. Теперь они могли видеть друг друга. Всеми способами. Нимрах открывался брюнету, хоть это было и не в его правилах. Дрожь все чаще пробегала по телу, дыхание охрипло, загустело. Белые пряди волос, ниспадающие на лицо, все не могли скрыть то, как отчаянно зажмурился оглушенный жрец, как полные покрасневшие губы скривили не то в муке, не то в наслаждении. Он не кричал в голос, но то вязкое и темное, что переплеталось с Аластором, содрогнулось, будто потрясенное взрывом. Белесая горячая влага хлынула на когтистые пальцы, окропила тугой живот.
Он не выдержал этого взрыва. Он даже паузу выдержать не смог. Бесплотное, обнимающее Нимраха, налилось страшной тяжестью, живой, текучей угрозой змеиных колец. Завладело, стиснуло в себе. Волна напряжения прокатилась по измененному телу. Ладони вползли на бедра беловолосого, пальцы сжались в беспощадной хватке - прижать к себе! вплотную! до боли! Несколько резких, почти судорожных рывков, мучительный стон - на вдохе, как от внезапной боли, - и Аластор расслабился, и уткнулся лбом любовнику в грудь, тяжело переводя дух.
Черные волосы смешались с белыми. Тонкий горький запах щекотал ноздри. Чудовищные объятия измененной души разжались, и сама ее тяжесть истончилась, потекла, освобождаясь, выплетаясь из бесплотных объятий менталиста, будто змея из паутины.
Три капли крови прочертили по бедру Нимраха глянцевые дорожки, бусинами скатившись к животу.
А потом Аластор осторожно высвободился, скомкал в горсти край одной из смятых одежд и стер с живота беловолосого жемчужные капли. Жест получился осторожным и нежным, каким-то бережным. Как будто не этим телом он только что владел безо всякой пощады.
Наверное, надо было что-то сказать. Но слов не нашлось. И эльф просто молча вытянулся рядом с любовником, опираясь на локоть и прижавшись вплотную. Взгляд гладил лицо Нимраха. А на лице стояло непонятное, нечитаемое выражение - что-то сдержанное, не проявившееся до конца.
Жрец перевернулся на живот, растянулся, опираясь подбородком о ладони. Опустошенность была приятной. Не то что та, другая. Все тело приятно ныло, остывая.
Обычно белоголовый исчезал почти сразу после близости. От всей души презирал он грубоватую фамильярность с которой обычно любовники старались его приобнять. Или что гаже, погладить. Словно секс давал им право на подобное. К счастью, Аластор был не таким. И все же желание уйти сложно было побороть.
Открыв глаза, менталист покосился на проклятого. Двинулся немного в сторону и почти сразу тихо зашипел. Все же боль пока не отпускала, да и начинала накатывать тошнота после игр с сознанием и восприятием. Дальше будет хуже. А потому решение пришло само. Лисья улыбка вернулась на бледноватое от усталости лицо Нимраха. Буквально заворковал, поднимаясь на колени. - Вы были просто великолепны, уважаемый. - осекся. Снова скосил глаза на брюнета. Как-то это странно говорить с ним как с чужим. Как-то неправильно. И все же жрец был упрям во всем, что касалось самоконтроля и холодных стен. Неспешно и вдумчиво он начал облачаться в ткани, предусмотрительно "забыв" испачканную нижнюю мантию.
Эльф перевернулся на спину, закинул за голову руки и принялся наблюдать. Лениво, будто сытый хищник. Трезвый, пристальный, прилипчивый взгляд стерег каждое движение беловолосого.
- Рад был... помочь, - хмыкнул он, тщательно отмерив паузу перед последним словом.
Волосы почти полностью скрыли его руки - шипы на ребре предплечий, когти, ребристые пластины медной брони, - и он казался почти обычным. Может быть, поэтому странное, омерзительное изящество его тела сейчас особенно бросалось в глаза.
Он не изменился в лице. И вообще, похоже, был совершенно доволен происходящим. И ироническая усмешка на его губах существовала словно сама по себе, отдельно от змеиных глаз и холодной злой красоты лица.
- На нас, проклятых, иногда находит. Не так ли?
Жрец, в это время расчесывающий водопад волос гребнем на мгновение замер и обернулся. В глазах затаилось удивление. - На нас? Я вообще-то не проклят. - иронии Нимрах, похоже не оценил. Стянув с тумбы свою заколку, принялся было колдовать над прической, но через пару мгновений сдался. Хитроумное устройство явно было задумано для господ, которым помогают прислужники. Тряханул головой попросту рассыпая белоснежную лавину по плечам и спине и потянулся за ключом от комнаты. Для этого пришлось перегнуться через Аластора, почти припадая к нему.
Эльф не шевельнулся. Даже тогда, когда прядь белых волос упала ему на грудь, полукольцом свернувшись на рассекающей грудь броневой пластине.
- Смотря что считать проклятием, - безмятежно сообщил он.
Усмешка мало-помалу уходила с бесцветных губ, но вид у Аластора остался по-прежнему ироничным. И каким-то хищным, что ли. Неподвижность, полная нерожденного движения, угроза на грани между "есть" и "нет". Змея, стерегущая добычу.
Живая тяжесть бесплотной хватки, дремлющая вокруг расслабленной фигуры - не касание, нет! лишь смутное, тревожное чувство чужого гнетущего присутствия. Как в самом начале.
Змея была довольна.
- Я не понимаю о чем ты. - голос становился раздраженным. И отнюдь не из-за какой-то реальной неприязни, а попросту потому, что чувствовал себя жрец все хуже. Меньше всего ему хотелось показывать слабость, потому и скалил зубы под все той же приторно-вежливой лисьей улыбкой. Процесс облачения уставшего и помятого тела в дороги ткани был практически завершен. Скрстив руки на груди, сверху вниз какое-то время еще любовался любовника. Да уж, какой ценный экземпляр попался.
- Мне кажется или нам лучше обсудить это в другой раз?
Эльф сел на диване, подобрав ноги, и небрежно облокотился на спинку дивана. Посмотрел снизу вверх, запрокинув тонкое лицо. Рядом с твердыми правильными чертами страшная рука казалась чужой, приставленной от другого существа.
- Если ты, конечно, не против.
И выражение его лица опять было совершенно непонятным. Ирония - ясно, а остальное...
- Если он будет, - жрец слабо усмехнулся, и склонился, чтобы запечатлеть на губах Аластора последний поцелуй. Оторвавшись, привычно облизнулся и, не оглядываясь, выскользнул за дверь.
Уже снаружи, без прицела чужих глаз, белоголовый чуть обмяк и прислонился к стене. Узкая ладонь скользнула по лицу. Плохо. Плохо это все.
Упрямо мотнув головой, вновь выпрямился как струнка и быстро поплыл по коридорам, на лице вежливая насмешливая улыбка. Впрочем, как всегда.
* * *
Спустя неделю с небольшим по адресу жреца передали послание.
Узкий сверток белого шелка где-то в локоть длиной. Ничего особенного. Если не считать того, что из этого самого шелка состояла мантия Нимраха, оставленная им в таверне однажды ночью.
Наглость? Вполне вероятно.
Властный жест сродни объятию пальцев, заставляющих опустить подбородок?
Тоже может быть.
В свертке было птичье стрекало - длинная игла с петлей на рукояти. При помощи таких заставляют повиноваться строптивых крылобегов. Только обычно они бывают прямыми, костяными или металлическими, а это оказалось слабо изогнутым, отчего напоминало гигантский коготь неведомого зверя. Материал напоминал кость - если только существует на свете кость глянцево-черная, с проступающим из глубины темно-багровым муаровым узором. Камень? Нет, легкое слишком, все-таки кость. Только чья? Особенно если учесть, что тусклый естественный глянец материала никоим образом не напоминал полировку, да и следов резьбы на себе не носил. Стрекало-коготь казалось цельным. И, вполне вероятно, действительно было чьим-то когтем. Не того ли зверя, чьей багрово-бурой чешуйчатой кожей была обтянута оправленная в серебро рукоять?
Кроме стрекала, в свертке обнаружилась записка, сложенная конвертом. Края листа, - не бумаги или пергамента, а сиреневато-белой грунтованной ткани, - хрупко срослись воедино зеленым кристаллом, похожим на неровную размазанную звезду.
"Аллея у Врат Пастырей, за час до заката" - гласила запечатанная кристаллом Скверны записка. "Теперь я тоже хочу познакомиться. Если откажете - разобьете мое несчастное сердце".
Четкий летящий почерк. Невероятно ровный, с уверенным твердым нажимом. Без единой неправильности, будто не живая рука писала.
Фраза самого Нимраха. Слово в слово.
Ирония? Может быть.
Жрец следил за своими бумагами. Каждый день служанка приносила ему конверты для просмотра. Бывало, что и подарки попадались. Как правило от поклонников и поклонниц. Нимрах обычно не придавал им особого значения и часто нераспакованные презенты оказывались в мусорной корзине. Но в этот раз белоголового одолело любопытство. Отрез ткани он узнал сразу. Такой шелк нечасто встретишь в Сильвермуне. Подушечки пальцев пробежали по гладкому и почти невесомому материалу. Уголки губ приподнялись в улыбке. А он наглец.
Отодвинув остальные конверты, синдорей небрежно распахнул сверток. Забавная вещица. Старый прелюбодей неплохо разбирался в дорогих вещах. Конкретно это стрекало выглядело безумно дорогим. Дорогими редким. Что-то в его форме и черном глянце было знакомым. Только жрец никак не мог вспомнить что именно. Рукоять послушно легла в ладонь, вещица пристроилась на коленях с покорностью домашнего кота, пока эльф пару раз пробежал глазами по записке. Еще и самоуверен. Тихо фыркнул отбрасывая письмо на стол и, поднявшись, развернулся к окну. Солнце расплескало по улицам золото, лица прохожих казались... счастливыми?
Он пришел только на закате. Закутанный в темно-бордовую мантию, скупой на эмоции, кисти спрятаны в рукавах.
Аластор сидел на скамейке у края аллеи - так, чтобы видеть Врата и площадь перед ними. Самого его тоже было хорошо заметно. А еще лучше заметно было здоровенного белого крылобега в наборной сбруе из нефрита и серебра. Птица, скучая, звенела поводом и время от времени пыталась клюнуть застежку плаща хозяина. Тот только отмахивался.
Увидев Нимраха, эльф встал и подобрал со скамейки книгу - видимо, он читал ее, пока было светло, или, может, писал, как тогда в таверне. Спрятал в сумку у седла крылобега. Поправил закинутую на плечо полу плаща.
- А я уже не надеялся, - сказал он.
И опять было не понять, улыбается он или все-таки нет. А если улыбается, то что эта улыбка означает.
В этот раз жрец косметикой не пользовался. Никаких высоких заколок или жизнерадостных украшений. Даже на тканях ни намека на обычные росписи. Только тяжелые складки шелка, лавина волос, сдержанность и строгость, если не сказать холодность. - Ты пытаешься меня купить? - неспешно приблизился к брюнету, окатил взглядом, будто ведро холодной воды опрокинул и отвернулся куда-то в сторону. Отрешенный и расслабленно-медлительный. - Надеялся, что ты догадаешься, что подобные номера не сработают, - голос словно бы смягчился. Хотя в этих сумерках все казалось мягче, даже поджатые жесткие губы, острые скулы и ледяная колкость взгляда.
- Я бы непременно догадался, - Аластор примирительным жестом развел одетыми в бронзу руками. - Если бы вообще об этом думал. Но я всего лишь отдал тебе то, что напоминало бы мне тебя. Вместе с тем, что могло бы напоминать тебе меня. Время от времени... И понадеялся, что ты передумаешь заканчивать наше знакомство в самом начале.
И тайная, невидимая улыбка ни на мгновение не дрогнула на тонком лице. Знакомый змеиный взгляд скользил по лицу Нимраха, ненавязчиво вроде, но ничего не упуская. Наблюдал?
На попытку удержать это не походило. Очень уж непринужденно было сказано. Походило на искренность, насколько она вообще возможна при таком нечитаемом лице. И именно что на знакомство, знакомство с новым обликом, иной стороной случайно встреченного эльфа, которому удалось заинтересовать собой оскверненного. Он и в самом деле не думал, что у этого эльфа только один облик. И, кажется, в самом деле не ожидал, что тот все-таки придет.
- Странные у тебя ассоциации, - прошелестел голосом, подушечка пальца задумчиво заскользила по спинке скамьи. Глаз жрец не поднимал. Не было нужды. И без того кожей ощущался этот пытливый взгляд. Чего он добивается? Надеется заглянуть под маски? Смешно.
На темнеющем небе проступали первые бледные звезды, запах листвы усилился, повеяло прохладой. Мягкий сумрак заботливо укрывал двоих синдореев.
- Зачем тебе продолжать такие знакомства? Только не надо снова этого бреда про сердце. - ладонь предостерегающе забелела. Сдвинул тонкие брови, отрешенность таяла. Неожиданно прямой взгляд, тон не терпящий возражений. - Я тебе не по зубам, проклятый, поищи другую игрушку. Благо, тут их полно.
Взгляд канул в темные глаза проклятого, будто клинок в воду. И там, в глубине, что-то содрогнулось, откликнувшись - мрак и хаос, зеленое пламя силы, весь огромный клубок насторожившихся теней, из которых состояла эта душа.
Белая птица позади эльфа встряхнулась, звеня поводом в кольцах наголовника.
- Ты считаешь, что похож на игрушку? Я почему-то так не думаю. Может, потому, что их действительно тут полно. Жаль, я не ценитель игрушек. И даже не ценитель новых знакомств. Это первое знакомство за последние годы, которое я пытаюсь продолжить.
И пола плаща, повинуясь движению руки, соскользнула с плеча Аластора, с жесткого оплечья, на которое была закинута. Свет недалеких фонарей заблудился в изгибах металла на его груди, кровяными каплями сгустился в глубине самоцветов. Он не шутил насчет знакомств и игрушек. Что бы он ни имел в виду, но он не шутил. А может быть, он и вообще не умел шутить - падший, проклятый, отчего-то не погибший вместе с себе подобными; одинокий обломок закончившейся эпохи... чудо? чудовище?
Если жрец хотел, он умел двигаться достаточно быстро. Вот и сейчас он в мгновение ока оказался совсем рядом с Аластором. Ладонь прижалась к чужой груди. Точнехонько посередине темного клина скрытого одеяниями. Он потянулся к уху губами, зашептал, едва не скатываясь на шипение. - Ты что же это? Влюбился? - и он улыбался. Это легко можно было почувствовать, даже не видя лица. Пальцы заскользили ниже, поиргали немного с металлическими узорами, скользнули еще ниже, к паху, где защитный орнамент почти не мешал почувствовать плоть сквозь ткань. Рука сжалась. Уверено, но достаточно мягко, чтобы не причинить боли. - А может я просто тебе отсосу и на этом закончим? - кончик языка коснулся уха, быстро опалил кожу и снова спрятался за полными губами. Жрец отшатнулся, в глазах искрило лукавство. Вызов?
Вот так, вплотную, снова стало ощутимым исходящее от проклятого гнетущее ощущение - бесплотный плащ из странной, тревожной тяжести, одевающий узкую сухую фигуру.
Эльф не шевельнулся. Зато шевельнулась его аура, сомкнувшись вокруг вступившего в нее Нимраха.
- Если хочешь, закончить можно и без этого. Но я предпочел бы все-таки познакомиться. Или ты действительно считаешь знакомством то, что произошло?
И пола его плаща упал на плечи беловолосого, укрывая их обоих. Рука, набросившая его, тотчас же соскользнула прочь, а плащ остался. Тяжесть шелка, тяжесть присутствия, тепло узорчатой бронзы, тонкий-тонкий ядовитый запах волос, изумрудный мрак под черными изогнутыми ресницами.
Влюбиться при таком "знакомстве" ухитрился бы разве что романтический идиот. Проклятый вряд ли был романтиком и тем более вряд ли - идиотом. Но вызова он не принял. Даже не отшутился - ответил с терпеливой серьезностью, как будто в самом деле влюбился в случайного любовника.
- И как ты это видишь? Прогулки под луной рука об руку? Встречи пару раз на неделе с распитием дорогих вин и беседами у камина? - все же жрец чуть смягчился и начал прятать иголки. Руки вновь загуляли по груди собеседника. Лениво-рассеянно повторяли подушечки металлический орнамент. - Потом мы узнаем друг друга поближе, начнутся откровенности. Ты расскажешь обо всем, что привело тебя к такому состоянию, я поплачусь у тебя на плече, сетуя на тяжелое детство, которое сделало меня таким. Так? - улыбка перестала походить на оскал, жрец чуть склонил голову на бок, разглядывая Аластора. Подушечки пальцев прошлись по четкой линии нижней челюсти. От уха к подбородку, легонько тронули губы. - А время от времени мы будем отвлекаться на акробатические номера в кровати. Идеально. - выдохнул, касаясь губ Аластора своими.
начало тут