[Tanariel]

Нимрах и Аластор

Смех был естественным продолжением окружения. Он, казалось, сочился прямо из стен, мешаясь с угрюмой руганью. И слишком много дыма. Папиросы, трубки, самокрутки, кальяны. Сизое облако курилось под потолком. Постояльцы - стандартная публика для таверны в закоулке Душегубов. Лисьи разбойничьи рожицы, хруст костяшек, щебет шлюх.
Позднее, когда алкогольные пары начнут кружить головы, а воздух потяжелеет от жара множества тел, скорее всего опять будут склоки и, возможно, очередная поножовщина. Сейчас же некая ленца сквозила в движениях работников а рыжий котяра с драным уход дремал за одним из столиков, не опасаясь, что какой-нибудь особо разгоряченный посетитель не пожалеет врепени, чтобы засадить носком сапога в мягкое брюшко. У стола же расположилась довольно колоритная парочка. Мужчина и женщина. Такие непохожие друг на друга, но в то же время схожие в какой-то едва уловимой порочности, что выдавали затуманенные взгляды из-под приопущенных ресниц.
Эльфийка чуть поживее спутника, миниатюрная, с цепкими смуглыми пальцами. Затянутая в кожу, разукрашенная татуировками, она казалась тут свой в доску. Не трудно догадаться, что место встречи было выбрано ею. Мужчина же, напротив, казался здесь чужим. Слишком уж роскошны были его хитрые многослойные одеяния, слишком ухожены волосы и кожа. Лишь обилие косметики роднило его с этими прокуренными стенами. И все же, в отличии от местных шлюх, цвета были подобраны со вкусом. Белая пудра, алая помада. Жрец словно становился продолжением своей мантии. Белая как снег, с алыми пятнами резвящихся карпов.
Стол перед синдореями был завален всякой всячиной. Мужчина то и дело вертел в руках то чужеземный зонтик с павлинами, то причудливое украшение для волос, то длинную тонкую курительную трубку. Блеск в глазах выдавал в эльфе горячего поклонника экзотики, а наемница так и подкармливала этот живой интерес, то и дело протягивая другу новую безделицу и рассказывая какие-то истории с ней связанные.

Дверь открылась и закрылась почти неслышно, и в зале стало одним посетителем больше. Войдя, он сбросил с головы капюшон плаща, в который был закутан - тяжелого шелкового плаща насыщенно-винного оттенка, - и полу, закинутую на плечо, тоже сбросил, и прошел сквозь душные сумерки зала к стойке.
По пути он кивнул девушке, с которой разговаривал за столиком одетый в белое эльф. Кивнул мимоходом, почти незаметно - как будто сомневался, не обознался ли, приветствуя вместо малознакомой незнакомую. Плащ распахнулся, под красной тканью тускло, маслянисто блеснула бронза, наполнился мрачным свечением овальный гранат в оправе фигурного металла... А потом эльф положил руки на стойку и привычно сцепил пальцы в замок, и что-то негромко сказал бармену.
У него были перчатки, обильно отделанные все той же тонкой, узорчатой бронзой, состоящие из нее почти полностью, кроме разве что ладоней. А еще на перчатках были когти - фальшивые бронзовые когти, сомнительное украшение, впрочем, вполне сочетающееся с остальным облачением эльфа. А вот косметикой он не пользовался. Вообще. Может, и зря - оттененная черными волосами и густыми темными цветами одежд, бледность его лица казалась неестественной. И губы, маленькие, плотно сжатые, почти сливались с кожей, отчего тонкое худое лицо казалось злым и больным.
Поговорив немного с барменом, который, как видно, этого чудака видел далеко не впервые, эльф забился в самый дальний угол зала и уселся за столик. Учитывая, что один из двух самых дальних углов уже занимали эльф в белом со смуглой девицей, то оказался он как раз напротив этой парочки, через несколько пустых столов. Ему, похоже, было все равно. И если судить по походке, ровной, но какой-то напряженной, был он в приличном подпитии. Правда, без намека на расслабленное веселье, обычно свойственное подвыпившим.

Танариэль как раз заканчивала возиться с прической приятеля, когда вошел брюнет. - Ты знаешь, она довольно хороша, главное, чтобы держалась подальше от _него_... - тут же немного сбилась, ровно доли секунды, чтобы только рассеянно кивнуть в ответ. Пальцы вновь завозились с заморской заколкой. Не самая привычная конструкция, четыре длинных спицы с резными наконечниками. И как-то подозрительно остры наконечники, неужто лишь для того, чтобы удержать волосы?
Белоголвый эльф проводил синдорея задумчивым взглядом и сдержанно улыбнулся. - И все же я никак не могу поверить, что ты дошла до такого. - с тихим сухим щелчком раскрылся золоченый веер с журавлями. - Потрясающая вещица. - расписной бумажный полукруг скрыл всю нижнюю часть лица. Только ядовитая зелень глаз полыхнула, когда жрец вновь скосился на синдорея. Голос стал значительно ниже, чтобы не потревожить слух "соседа" - Твой бывший клиент? - наемница все же оставила в покое высокий хвост, который так старательно мастерила на голове блондина. Издала грудной смешок, заметив интерес - Не-а, просто постоянно тут видимся. Странный типок. - углубляться наемница не стала, зная привычки закадычного друга.
Вечер шел своим чередом. Разве что жрец все чаще поглядывал за соседний столик, даже не пытаясь скрыть интереса.

Эльф, однако, интереса не замечал. Он вообще ничего вокруг не замечал. Почти сразу ему принесли в стеклянном графине вино, бокал, какие-то ягоды в небольшой вазочке, и он, вынув из сумки у пояса несколько листов со смятыми краямии и стило, углубился не то в пометки, не то в записи.
Вот так, в неярком освещении зала, эльф выглядел совсем молодым. Разве что хмурился не по-юношески устало. И пил не как юноша - в одиночку, как-то угрюмо, отстраненно, будто по привычке, толком даже не замечая, что пьет.
Вина в графине на одного было многовато. Но задумчивого мрачного эльфа это, похоже, устраивало. И перчатки снимать он не стал, может, забыл. Так и писал - в перчатках. Писал, зачеркивал что-то, нервно глотал вино, снова писал. Длинные пальцы с когтями из бронзы охватывали донышко бокала, и в этой оправе рубиновая жидкость за почти невидимыми стенками казалась странным, бесформенным самоцветом.

Обычно, когда кто-нибудь погружается в свои дела, он далеко не сразу замечает проиходящее вокруг. Вот и теперь врядли сосед парочки мог обратить внимание на парнишку, подошедшего к столу жреца и наемницы. Но негромкий поначалу разговор набирал обороты. Голоса повышались, жестикуляция усилилась, зазвенела посуда. Парень откровенно бросался на поджарую эльфийку, уже почти кричал о долге и сыпал проклzтиями. Жрец же казался безучастным, только обычная улыбка змеилась на губах, да небрежные помахивания веера чуть замедлились, выдавая любопытство.
Ошибкой новоприбывшего было попытаться применить силу. Пальцы накрепко вцепились в запастье наемницы выкручивая, неосторожное движение смахнуло со стола рюмку с абсентом. Можно было не сомневаться, взгляды доброй половины посетителей уже устремились на шумевших. Конечно же, такое представление.
И все же морячка не собиралась уступать наглецу. Вскочила со скоростью разжавшейся пружины. Только блеснуло, загудел рассекаемый сталью воздух и вот уже лезвие небольшого изогнутого керамбита ткнулось под подбородок рыжему мужчине. Обнажились белые крепкие зубы девушки, послышалось шшипение так похожее на возмущение камышовой кошки и все же слов было не разобрать, они предназначались лишь ушам нападавшего. Или жертвы?
Только теперь Нимрах, которому наскучило оставаться в стороне, подал голос. Смешливо-спокойный, с самой малой ядовитой каплей издевки. - Полагаю, милейший, вы сегодня загулялись. Кажется, вам пора оставить мою дражайшую подругу в покое и отправляться домой. - веер замер у самых губ белоголового. Он даже не потрудился изменить положение. И все же этой фразы было достаточно, чтобы обратить на себя внимание "хулигана". Бегло огрызнулась Танариэль, даже не обернувшись на приятеля. - Нимрах, не начинай, я сама спра... - закончить эльфийка крови не успела. Жрец перебил ее, повторяясь - Вам пора домой. - голос был тише, словно надоело ему учавствовать в этом представлении. Уж больно скучно.
Рыжий фыркнул, уставившись на вальяжного господина, глаза потемнели на мuновение из-за расширившихся зрачков. И все же взмахнул рукой, рывком выпуская запястье наемницы, развернулся на каблуках, да и ломанулся прочь, локтями расталкивая зевак.

А из-за столика в углу на все это представление смотрел черноволосый эльф, покачивая в пальцах бокал с вином. Облокотившись прямо на свои бумажки и явно позабыв о них самое меньшее на время.
Взгляд у юноши - или все-таки не юноши? - был каким-то неконкретным, скользящим, и черные пушистые ресницы лениво покачивались, когда этот взгляд скользил от одного к другому: рыжий скандалист, смуглая девица, похожая на ласку упругой стремительностью движений; нож в руке девицы; сосед ее белобрысый, с веером...
А потом белобрысый заговорил. И взгляд темных, затененных тяжелыми ресницами глаз, уже скользнувший было мимо него, вернулся.
Веер. Лениво играющие веером пальцы. Алая помада. Линия скул, изгиб бровей, ядовито прищуренные глаза. Белые волосы, собранные в высокую прическу. И опять - пальцы, веер, яркие губы над самым краем веера... Взгляд скользил по сидящему эльфу в белом. Ненавязчиво, но ничего не упуская.
Тонкое молодое лицо черноволосого оставалось бесстрастно. Ни интереса, ни раздражения - ничего. Но теперь почему-то казалось, что он улыбается. Или не улыбается? Да нет, вроде бы... Нет? Или все-таки да? Сколько ни вглядывайся - не разберешь.
Эльф отвел глаза, допил вино в бокале и поставил его на стол. Положил стило, ложечкой подцепил ягоду. Передумал, оставил. Взялся за графин. А потом снова взглянул на соседей, туда, где смуглая девица прятала нож и, расслабленно откинувшись на спинку стула, играл веером ее собеседник.

Заметил ли Нимрах внимание соседа осталось неясным. Неясныv он весь. Никогда никакой конкретики, один туман и чуть томный взгляд. Только приближенные вроде этой наемницы могли подозревать об истинных мыслях и эмоциях жреца.
После этой небольшой стычки время начало комкаться. Бутылка абсента почти ополовинена, да и то, явно наемницей. Жрец никогда не был горячим поклонником горячительных напитков. Разве что этот зеленый напиток. Расслабляет, помогает очистить сознание. Даже короткие незначительные касания чужого разума угнетали менталиста. После такого всегда оставалось неприятное ощущение грязи. Словно на коже оставались жирные следы ладоней, котрые не терпелось смыть. Абсент спасал. Немного, но все же.
Не прошло и двадцати минут, как эльфийка засобиралась. Несколько дружеских поцелуев, аккуратных, чтобы не смазать косметику, нахлобучила видавшую виды шляпу и была такова. Нимрах же остался, растянувшись на диване, потирать виски и потягивать спиртное. Становилось душно, гомон усиливался.

Черноволосый расстегнул плащ и сбросил его на спинку стула. Винного цвета шелк потек на пол тяжелой волной, пересыпая в складках тусклые блики. Стала видна вся бронза, покрывающая фиолетовую мантию эльфа - узоры, узоры, ломаные, странные; какая-то гравировка, кровавые камни, оправленные в тусклый металл... Ажурные тонкие пластины сплошь покрывали не только грудь и живот, но и спину черноволосого, и вместе с жесткими фигурными оплечьями походили на странный, чудаческий доспех.
Зачаровано? Пожалуй. Не украшением же это, в самом деле, считать. Хотя каких только странностей не водится за некоторыми...
Волосы у него были, кстати, красивые. Длиной почти по пояс, гладкие, сильно блестящие, безупречной шелковой черноты. А вот с прической он явно не заморачивался - просто зачесывал их со лба назад. И надо лбом нет-нет, да взблескивала время от времени, узким мазком кисти светлела полоска седины.
Вина в его графине, кстати, осталась едва половина. Он уже не писал - просто сидел, то и дело возвращаясь мимолетным ленивым взглядом к беловолосому. Стило в пальцах крутил. Будто ждал чего-то.
В конце концов стило - графитовый стержень в оправе из серебряного кружева - упало на пол и закатилось куда-то под стол. А из-под стола оно выкатилось прямо к объекту малозаметного, но пристального внимания своего хозяина, стукнулось кончиком о его ногу и остановилось.

Эльф проводил вещицу взглядом. И не спеша, только этой неспешностью и выдавая изрядное опьянение, поднялся из-за стола.
Рассеянное удивление, веер снова замер у самых губ, едва не смазывая две алые вертикальные полосы. И все же жрец и не подумал потянуться за предметом, нарушившим абсолютный покой. Взгляд патокой перетек на соседа, уголки губ чуть приподнялись, означая легкую лукавую улыбку. Нимрах слишком любил наблюдать. Зачем же врываться в чужое соло, когда можно просто насладиться партией другого актера. Только когда незнакомец, этот, без сомнения, породистый красавчик со специфическими вкусами, приблизился, из-за веера послышался тихий текучий голос. - Любезнейший, вы тут обронили что-то. - над бумажным расписным полукругом хитрющие зеленые глаза. - Может быть вам помочь? - шутливое участие в голосе весьма искусно переплеталось с интимными вкрадчивыми нотками.

Тихо шелестя покрывающей мантию бронзой, эльф опустился перед диваном на колено. Поднял стило, крутнул в пальцах. Помедлил. Качнулись тяжелые ресницы, приподнимаясь, скользнул над кромкой веера взгляд темных, почти лишенных свечения глаз...
Узорчатая перчатка с фальшивыми когтями уперлась в диван почти впритирку к бедру беловолосого. И, поймав его взгляд, эльф усмехнулся:
- Может быть.
Вблизи он уже не казался юношей. Дело не только в седой прядке над левой стороной лба. Не в глубокой, изумрудной черноте глаз. Что-то во всех его повадках, вот в этой улыбке, неспешно и вкрадчиво изогнувшей надменную линию губ - что-то говорило о том, что эльф вовсе не так молод, как на первый взгляд кажется.
А еще в его красоте, в небрежно-уверенных повадках было что-то неуловимо-неприятное, неотчетливое, но гнетущее. Как в ядовитом цветке инстинктивно чувствуется яд.

Едва уловимый запах опасности. Дразнящий и возбуждающий. Он так головокружительно гармонично вплетался в красоту. Нежность густейших рестиц, завлекающая темнота глаз, маска молодости и явственная отчужденность. Жец и сам не заметил, как осторожно коснулся пальцами одного из бронзовых когтей. Казалось бы, такая пошлость, но исполнение на высоте. Не здесь место этому чудаку с белой прядью, совсем не здесь. Улыбка стала чуть шире, глаза белоголового заблестели от предвкушения новой игры. Желание узнать этого необычного господина. Поробовать на вкус, коснуться его, взглянуть изнутри.
- Выпьете со мной? - глаза сузились еще немного, пальцы мелькнули, с неохотой оторвавшись от перчатки, и скрылись в просторном шелковом рукаве. - Если, конечно, вам еще стоит.

Эльф качнул головой, отбрасывая с плеча на спину волну волос. Задумчиво, по-прежнему улыбаясь, прищурился на бутылку на столе, потом на белокурого.
- С вами - разумеется.
Он понял игру и поддержал. И либо не отдавал себе отчета в том, насколько пьян, либо был не так уж пьян, как можно было бы ожидать. Хотя о чем именно он думал, глядя в зеленые яркие глаза собеседника, понять было сложно. Разве что улыбке поверить - вкрадчивой, затягивающей.

Жрец мягко кивнул и двинул ногой, освобождая место на диване строго подле себя. А почему бы и нет? Вокруг было слишкмо шумно, а повышать голос для разговора не было никакого желания. Впрочем, нужны ли вообще слова? Нимраху было вполне достаточно самого присутствия этого господина рядом. По крайней мере пока.
Подхватив бутыль с остатками абсента, белоголовый неспешно наполнил две рюмки, аккуратно отер салфеткой случайные капли и поставил рядом.- Вы часто здесь бываете? - синдорей уже начал возиться с очередным подарком - длинной тонкой и необычно изогнутой трубкой. Предусмотрительная Танариэль, зная склонность друга пробовать все, что только возможно, оставила и табак и простенькую гоблинскую поджигалку. Нимрах непроизвольно улыбнулся, прикидывая какой "расслабляющей" дряни эта непоседа могла напихать. Щепотка, другая, небрежно смахнул кусочки трав, прилипшие к подушечкам. И только раскурив, жрец расслабленно откинулся на спинку дивана и воззрился на своего нового собеседника, всем своим видом демонстрируя вежливое внимание.
А и правда, не ошибся, сладковатый запах указывал на наличие тех самых трав, что так любят шаманы Азерота.

Черноволосый плавно приподнялся, чуть слышно шелестя металлом, и сел на диван - почти впритирку к собеседнику, так, чтобы не касаться, но чтобы, вслушавшись, можно было ощутить тепло, чтобы было чувство прикосновения, а самого прикосновения все же не было. Край лиловой мантии, откинувшись, упал блондину на колено, под этой верхней мантией стало видно еще одну, алую, с тонким замысловатым узором понизу, вышитым золотистой нитью.
Фальшивые когти тихо звякнули о стекло - эльф потянулся и взял со стола бокал. Искусно выполненные из тонких гнутых пластинок тусклой, покрытой сложным рисунком бронзы, его перчатки неуловимо и странно искажали очертания рук. Не поймешь даже, уродливо или красиво, и эта неопределенность притягивала взгляд сильнее, чем его притягивает красота.
- А изящно вы управились с этим нахалом. У вас, похоже, талант.

- Вы мне льстите. Я всего лишь не переношу такую возмутительную грубость по отношению к даме. Особенно, если дама - моя давняя приятельница, - жрец благосклонно кивнул. Все же он весьма благосклонно принял комплимент. Приподняв рюмку он задумчиво качнул напиток и улыбнулся собеседнику. - Уверен, у вас тоже немало талантов. - сделав небольшой глоток, Нимрах бегло облизнулся, снимая последние капли зеленой жидкости с губ. Взгляд прокатился по необычному облачению брюнета. - Надеюсь вы не собираетесь прятать их так же как и ваши руки. Кстати, вам действительно удобно в них? - легкий кивок в сторону когтистых перчаток.

Пушистые черные ресницы качнулись, бросив на высокие скулы эльфа полукружья теней - то, как облизнул губы беловолосый, не осталось без внимания. Мимолетный взгляд тут же скользнул прочь от ярко накрашенных губ, не задержался на них ни одного лишнего мгновения: хочешь - заметь, хочешь - сделай вид, что не видел.
- Я к ним привык, - эльф улыбчиво прищурился, шевельнул пальцами, заставив тонкое стекло бокала отозваться чередой кратких негромких звуков. - А таланты мои из области настолько скучной, что разговор о них способен испортить отдых кому угодно. Я начертатель. И зануда, как все начертатели.
Незаметная улыбка на бледном лице стала явственней - очевидно, это он так шутил.
- Поэтому предпочел бы узнать что-нибудь о вас. Почему-то я уверен, что будет интереснее.

- Отнюдь, - бутыль вновь склонилась над рюмкой. С таким коротким промежутком могло создаться впечатление, что жрец сознательно пытается напиться. Выбив перегоревший табак из люльки, Нимрах вновь щелкнул веером, раскрывая, и парой легких движений разогнал дым. - Я обычный художник и музыкант, - улыбка, которую Нимрах отправил вдогонку словам была одна из самых обворожительных в его арсенале. Возможно для того, чтобы хоть как-то смягчить последующую бестактность. - У вас очень специфические одеяния, я никогда раньше не видел подобного, - не слишком изящный перевод темы в более удобное русло, но алкоголь все же начал действовать на жреца, а потому нужные слова начали ускользать. И все же ни тени смущения как и прежде. Нимрах беззастенчиво разглядывал брюнета и все, что он видел определенно будоражило кровь. - Но вы не слишком-то похожи на любителя эпатажа.

На художника беловолосый был похож. Почему бы и нет, в самом деле. Но что-то в нем было такое, отчего хотелось посмотреть на него по-настоящему, не только глазами... но Аластор прекрасно знал, что этот его "взгляд" ощутим, и знал, что он неприятен. И поэтому воздержался. Оставалось только строить предположения.
А на предположения отвлекаться не хотелось. Последнее же высказывание этой накрашенной загадки Аластора и вовсе рассмешило.
- Чем же это я не похож? - улыбнулся он, на сей раз по-настоящему, разомкнув наконец маленькие светлые губы. - Может, у меня просто плохо получается, м?
И улыбка спряталась за краем бокала, не дав разобрать, что же в ней не так. Вроде бы улыбка как улыбка, зубы - мелкие, белые. Тонкие губы. И все же что-то в ней было, пряталось, как во всей узкой худой фигуре, во всех движениях этого эльфа - что-то, чего никак не разглядеть, не понять, есть оно или только кажется.
А эльф между тем откинулся назад, в пол оборота к собеседнику, и расслабленно вытянул руку по низкой спинке дивана. Рука в заинтересовавшей беловолосого когтистой перчатке оказалась совсем рядом с его затылком - но опять не дотрагиваясь, будто случайно. Только свободный рукав лиловой мантии краем упал ему на плечо.

- Вот если бы вы разделись, нацепили на себя парочку перьев и прогулялись по улице в час пик, это сработало бы куда лучше, - новый глоток абсента, снова кончик языка стремительно снял влагу. Не дрогнул, не повел тонкой, чуть подкрашенной бровью, только кончиками пальцев коснулся ткани, опустившейся на плечо. Голос как-то сам собой стал тише, с вкрадчивой хрипотцой - Думаю, у меня дома найдется несколько, если надумаете. - Искоса глянул на брюнета. Неопределенно вроде бы, с вежливой прохладцей, через которую все же явственно проступало хитрое любопытство.

Черноволосый вздернул бровь-стрелку в ироническом удивлении, отчего она забавно легла горизонтально. Опустил бокал, не выпуская взгляда собеседника, затягивая неопределенную паузу - и... рассмеялся. Смех у него был негромкий и сильный, такой же не по-эльфийски тяжелый, как и голос, уходящий обертонами в теплую, басовую глубину.
- Фантазия у вас... - отсмеявшись, сказал он. - И верно, всеобщее внимание мне было бы обеспечено. Даже без перьев. Но, боюсь, я не был на такое способен даже в свои лучшие времена.
Он казался совсем расслабленным. Наверное, выпитое все же взяло свое. И взгляд из-под полуопущенных век перестал казаться по-змеиному прилипчивым, приобретя взамен мягкую, ленивую медлительность, и губы утратили надменную твердость, чуть приоткрылись в легкой расслабленной улыбке.
Вдруг стало понятно, что именно в этой улыбке не так.
Зубы. Мелкие, белые, ровные, они оказались немного необычной формы и напоминали кошачьи. Неуловимая, едва заметная неправильность, причуда природы, наконец-то дала себя поймать - и все равно не получалось понять, уродует она эльфа или украшает.
А эльф изучал беловолосого уже неприкрыто, и медленный взгляд изумрудно-темных, затененных тяжелыми ресницами глаз был ощутим физически. Кожей, как прикосновение. Но самого прикосновения не было по-прежнему. Только взгляд. Только шелк одеяния - на плече, на колене... И пустой бокал, небрежно схваченный фальшивыми когтями, покачивался в опущенной руке.

- Потому я и говорил, что вы не похожи на любителя эпатажа. Однако, здесь становится шумновато, не находите? Может быть переберемся в какое-нибудь более уютное местечко? - жрец был настоящим мастер во всем, что касалось скрытия истинных эмоций, потому он был твердо уверен, что собеседник не заметил тихого голокружительного восторга. Этот эльф бы слишком интересен, слишком притягателен со своими неправильностями, чтобы Нимрах мог позволить себе отпустить такую редкую добычу. Все же ночь только начинала заступать в свои права, занавес опустится нескоро, а музыканты еще только разогреваются. - Там сможем и познакомиться, наконец. - взгляд, возможно, более многообещающий, чем стоило бы, но синдорей уже не мог остановиться. Желания поплыли в головокружительном вальсе с возможностями. Сознание, непривычно чистое и звонкое как струна.
Ладонь опустилась на бедро брюнета. Дыхание такое ровное и глубокое у самой ушной раковины. - Если откажете - разобьете мое несчастное сердце.

Рука в перчатке соскользнула со спинки дивана, уверенно улеглась эльфу на плечо, фальшивые когти тронули шею. На ладони не было бронзы, была тонкая шагреневая кожа, и сквозь шелк одеяний он мог ощущать исходящее от нее сильное, но не лихорадочное, какое-то медленное тепло.
От черных блестящих волос едва уловимо пахло чем-то горьким и пряным, отдаленно напоминающим гвоздику. Слишком слабо для духов, слишком необычно для собственного запаха тела. Темные глаза вблизи оказались слоистыми, состоящими из множества вплетенных друг в друга волокон - ядовито-зеленых, изумрудных, совсем черных... разглядеть это странное, полускрытое тусклым свечением, можно было только в упор, вот так, как оказался сейчас рядом беловолосый.
И, невзирая на расслабленность и явное опьянение, в глазах этих видна была лихорадочная работа мысли. Чего-то он опасался, этот эльф, или, может, что-то задумывал.
Миг, другой - и красивые ресницы снова дрогнули, опускаясь, затеняя странные глаза и затаенную в них мысль.
Улыбка. Прежняя, вкрадчивая.
- Боюсь, я немного... перебрал. Во всяком случае, для прогулок. Но разбивать ваше сердце мне ни в коем случае не хочется.
И улыбка стала обезоруживающе-вопросительной: мол, я бы рад, но... Рука же его по-прежнему лежала на плече беловолосого, противореча улыбке и словам.

Нимрах был совершенно очарован. Очарование это было сродни восторгу от новых игрушек, привезенных Танариэль с туманного континента. Все это время голос жреца становился все тише и вкрадчивее, скатываясь к интимному полушепоту. - Из любой ситуации можно найти выход. По крайней мере, я готов выслушать ваши предложения, как же нам спасти этот глупый орган, который уже столько времени верно служил мне. - едва ощутимый привкус полыни на губах, запах выкуренных трав, скольжение тканей. Белоголовый словно бы не заметил прикосновения. В чем-то властного и по-хозяйски уверенного. Ответом было только легкое сжатие пальцев на бедре. Достаточно мягкое, чтобы не причинить дискомфорта, но в то же время сильнее, чем обычное вздрагивание. - Как минимум я настаиваю на том, чтобы узнать имя эльфа, вскружившему мне голову. - улыбка была продуманно соблазнительной, ямочки на щеках, с ложной скромностью приопущенные веки.

- Аластор, - сдался Аластор.
Нахальство этого красавчика определенно было ему по душе. А еще он действительно перебрал. Настолько, что идея поддаться очарованию уже казалась ему вполне приемлемой. Даже с учетом всех опасений - вернее, потому, что опасениями так и тянуло пренебречь.
В конце концов, он ведь сам напрашивается. В том числе и на то, чего не ожидает.
- Выход... конечно, его всегда можно найти. И из положения тоже. Но я, кажется, слишком пьян, чтобы что-то искать, - ладонь на плече беловолосого сдвинулась выше, на шею, вкрадчиво обняла основание затылка, коготь на большом пальце тронул мочку уха. - Придется мне остаться здесь, ничего не поделаешь. Я знаю, что здесь наверху есть комнаты, правда, понятия не имею, что они из себя представляют...
На самом деле эльф чувствовал себя вполне способным уйти отсюда на своих ногах, и даже до дому добраться - но за твердость походки он не ручался. Вернее, ручался, что будет петлять по улице, как последний пьяница. В общем, сама мысль о том, чтобы куда-то идти, была отвратительна. И к тому же этот беловолосый... слишком близко, чтобы просто взять и уйти. Даже для того, чтобы просто оторвать взгляд от его опущенных ресниц, от изогнувшейся в улыбке линии губ - слишком поздно.
Сам напросился.

Он был уверен, что уже забыл каково это. Когда волна дрожи пробегает по телу, а тело забывает как дышать. Тонкие ноздри чуть дрогнули. Жрец наслаждался этим запахом. Непривычным, странным и этим привлекающим. Коротко кивнул, храня на губах все ту же кривоватую улыбку, подозвал мальчишку, распорядился о доставке всего барахла, что валялось грудой на столе. Его не смутило то, что Аластор узнал адрес. Отчасти даже напротив, был где-то глубоко внутри рад этому. И какое-то диковатое веселье разобрала жреца, когда он понял _как_ мальчонка таращит глаза на эту несомненно колоритную парочку.Лениво махнул рукой, мол, проваливай уже и вновь обернулся к брюнету. Их лица были так близко. Кажется или он действительно ощущает чужое дыхание на своих губах.
Вот почему синдорей не любил пить. Держать все под контролем становится сложнее, а самое главное себя. И все же отступать было куда противнее его природе.
Склонился к самому уху мужчины - Можешь звать меня Нимрах. - бегло облизнувшись, плавно поднялся, вынуждая ладонь спутника соскользнуть по спине. Опять эта дрожь. Как мальчишка. Ужас!
Пальцы скрылись в просторных рукавах белоснежных одеяний вместе с веером. Взгляд мог бы показаться насмешливо-высокомерным, если бы ни был столь пристальным. - Вверяю себя вашей воле, любезнейший. Ведите.

Аластор только хмыкнул в ответ на последние слова. Еще бы он знал, куда вести. Тяжело опираясь о подлокотник, он поднялся, поставил на стол давно уже пустой бокал. На Нимраха он даже не взглянул - принял новый этап этой восхитительной игры.
Оставалось только надеяться, что к стойке удалось пройти, не являя собой жалкого зрелища.
Комнаты наверху действительно были. И заняты были те из них, что подешевле - неудивительно, впрочем. Аластора это более чем устраивало. Получив ключ от "чего-нибудь приличного, если вы понимаете, о чем речь", он бегло оглянулся на спутника, будто пытался понять, о чем тот думает.
Не прошло и нескольких минут, как он уже открывал дверь комнаты на втором этаже, почти неразличимую за полупрозрачными драпировками. Вдобавок комната располагалась так, что пройти мимо нее случайно было почти невозможно - в стороне от прочих, от лестницы и от полукруглого холла с несколькими низкими диванчиками и столиком. Это Аластора тоже устраивало. Более чем. Да и вообще второй этаж выглядел куда лучше первого, может, из-за того, что комнаты здесь стоили неожиданно недешево.
Комната оказалась выдержана в сиреневых и синих тонах - небольшая и, может быть, именно поэтому довольно уютная. Как только открылась дверь, под потолком неярко засветились кристаллы. Аластор обежал взглядом обстановку - ковры, драпировки, диван, столик у дивана, полускрытая драпировками кровать в углу, завешенное окно - и сжал губы брезгливой ниточкой. Очевидно, увиденное чем-то ему не понравилось.

Все время, что понадобилось Аластору, чтобы добраться до комнаты, жрец был тенью. Белой, сияющей улыбкой тенью. Он не шел, буквально плыл за темноволосым экзотическим искусителем. Никому было не разгадать мыслей и чувств белоголового.
Уже внутри даже бровью не повел. Либо слишком привык к подобным условиям, либо не придавал особого значения таким мелочам. И действительно, все его внимание было сосредоточено на загадочном брюнете с экзотической внешностью и повадками. Опасность, загадка, влечение. И это нестерпимое желание. Желание коснуться его. Кожа? Какая глупость, этого недостаточно. Запах? Тоже не то.
Даже не дожидаясь пока закроется дверь, скользнул ладонью по талии Аластора. Ни тени нетерпеливости, просто медлительное и с особым тщанием растягиваемое приближениее к удовольствию. - И что же вы запланировали для спасения моего сердца? - логика и последовательность так скучны. В конце концов спутник же не расчитывал, что здесь они будут играть в шашки.

- Честно?
Эльф закрыл дверь до конца и повернул в замке ключ. И только потом обернулся к Нимраху, облокотившись о дверной косяк. Поза получилась расслабленной и немного небрежной, но в ней чудилось, чувствовалось тайное напряжение, скрытое, одновременно и существующее, и нет.
- С некоторых пор я не гожусь на роль спасителя сердец. Но вы же будете снисходительны... Нимрах? - на последнем слове в тяжелом голосе появился теплый, мурлыкающий отзвук.
И ключ из замочной скважины отправился куда-то на диван.
Бронзовый коготь тронул скулу беловолосого. Скользнул по щеке - неспешно, уверенно. Пальцы взяли подбородок в плен, заставляя чуть опустить лицо. Перчаток Аластор так и не снял, как ни странно, хотя в подобной ситуации избавиться сразу же хотя бы от одной было бы естественным.
Ответа он не дожидался. И поцелуй был таким же, как прикосновения его пальцев - деликатным и властным одновременно. Сперва - лишь легкое касание, обжигающее тепло дыхания, дорогое вино, горькая пряность не то духов, не то собственного запаха... И снова прикосновение губ, уже более настойчивое, требующее ответа.
И странное, металлическое тепло пальцев на подбородке и щеке.

Жрец даже и не подумал отвечать. По крайней мере не голосом. Он отозвался. Практически с такой же медлительной ленцой, задумчивой грацией прильнул к Аластору. Было у них что-то общее. Что-то роднившее. И это порождало в Нимрахе какое-то почти забытое напряжение. Кажется тронь и искры полетят. И все же он не умел терять голову. Касание языка было мягким и горячим. Ощущать привкус этих властных губ было сродни любованию великолепным полотном.
Все же он отпрянул, задумчиво улыбнулся брюнету. - Сложно поверить, что вы не годитесь на эту роль. По крайней мере здесь и сейчас, - отвернувшись, вынул из заколки длинные шпильки, запустил пальцы в волосы, распуская, давая возможность свободно рассыпаться по спине. Подушечки тронули было пояс и замерли, словно в раздумии. Нет, это было бы слишком просто. Синдорей проплыл через комнату, как потерявшийся призрак, опустился на широкий диван и небрежно отбросил заколку на тумбочку. Улыбка практически растаяла. Чуть откинулся, опираясь на руки и закинул ногу на ногу готовый ждать, наблюдать. С каким-то пугающим спокойствием белоголовый отдал все бразды правления в эти руки, скрытые когтистыми перчатками. Кожа еще хранила на себе прикосновение теплого металла.

Аластор проводил его взглядом - каждое движение, каждый жест, каждую линию откинувшегося на диване тела, складки одежд, поток освобожденных волос. И взгляд его был похож на прикосновение. Такой же неторопливый и властный, так же ощутимый кожей. Твердое, малоподвижное лицо этого эльфа сложно было читать, оно само по себе было таким - слишком правильным и четким, чтобы быть выразительным. Но тонко вырезанные ноздри едва заметно расширились, и губы чуть приоткрылись в увлечении... А потом он облизнулся - мельком, незаметно для себя самого, смазывая отпечаток алой помады Нимраха.
Тонкий, гибкий язык по-кошачьи захлестнул верхнюю губу, мелькнул и исчез. И на сей раз очень сложно было не заметить, что с языком у эльфа тоже не все в порядке.
Беловолосый ждал. Аластор качнул головой, будто стряхивая какое-то наваждение. Начертил пальцем в воздухе некий знак, и один из кристаллов-светильников погас. Еще один жест - и погас еще кристалл. Теперь свет исходил только от одного, последнего, в самом углу комнаты, и длинные странные тени наискось протянулись по полу и по стенам, причудливо ломаясь в складках драпировок.
Эльф подошел к дивану и встал над Нимрахом, все так же разглядывая его сверху вниз. Почему-то казалось, что он упорно что-то сдерживает, или, напротив, переламывает что-то непонятное, сковывающее его. А может, это просто опьянение так сказывалось?
Пояс с кинжалом и небольшой плоской сумочкой отправился на тумбочку, к заколке Нимраха. Тихо и холодно зашелестела бронза, звякнула, когда Аластор бросил мантию на пол. Алая мантия, надетая под верхнюю - узкая, с жестким высоким воротом, - последовала за ней.
Неприятное, гнетущее ощущение усилилось. Впрочем, воспринимал ли его беловолосый, явно увлеченный происходящим? Или воспринимал, но как-то не так? Бывают же, в конце концов, у некоторых странные предпочтения. Может, это чувство тревожного и чуждого присутствия для него приятно?
Под алой мантией обнаружилась белая рубашка и узкие синие штаны длиной до середины голени, до сапог. Над зашнурованным наглухо воротом на белой, фарфоровой коже шеи темнели две четкие, почти черные вены. В свободных рукавах, схваченных у запястий лентами-манжетами, проступало под тонкой тканью что-то угловатое: перчатки явно были высотой где-то до локтей. И да, надеты они были под рубашку, отчего окончательно переставали казаться простой причудой.
- Это пока что сложно, - прозвучало многообещающе, но в мягкой улыбке не было той вкрадчивой угрозы, которая пряталась в словах.
Пальцы в перчатке заставили Нимраха поднять подбородок, хотя в этом и теперь не было нужды. Видимо, эльфу просто нравился этот жест - или то, как Нимрах ему подчиняется.
- Вообще-то, если вы рискуете начинать знакомство с таких вещей, стоит быть готовым к чему угодно.

Подчинение жреца было частью игры. Таков был сценарий. И белоголовый справлялся с ним великолепно. Чуть припухшие от поцелуев губы разомкнулись, впуская воздух в легкие, глаза по-прежнему полуприкрыты, в чем можно было усмотреть при особой мнительности некоторую безучастность. Ему показалось или только что была попытка напугать? Кончики ушей нервно дрогнули. Забавно. Почти самого начала Нимрах чувствовал, что с этим мужчиной что-то не так. Ему доставляло немыслимое удовольствие неторопливо разгадывать Аластора. Строить предположения, банальные и невероятные, вычислять, отметать варианты. Пока же самым очевидным было уродство. Множественные физические отклонения вроде языка, зубов, необычных глаз и запаха указывали только на это. По одиночке - не особо интересные и примечательные особенности, вместе буквально кричали о том, что это только начало. Единственное, чего действительно опасался жрец, так это разочарования в разгадке.
Сознание начинало играть злые шутки. На какое-то мгновение эльфу показалось, что все окружающее раскрошилось в пыль, оставляя его падать в абсолютной темноте. Проваливаться в густую обволакивающую пустоту. Новый судорожный вдох. Зрачки синдорея расширились, узкие ладони опустились на талию Аластора, скользнули к животу, пробуя, изучая, прислушиваясь.

В ответ на прикосновение под рубашкой вздрогнули, твердея, мышцы. Скользя, ладони жреца то и дело натыкались на что-то твердое, но гладкое, больше всего напоминающее о металле на снятой и брошенной мантии. Несколько мгновений Аластор прислушивался к этому прикосновению, а потом оперся коленом на диван, заставив Нимраха откинуться назад еще сильнее, навис над ним, прижался щекой к щеке, по-кошачьи погладился лицом, рассыпав по его груди волну тяжелых волос - и то неясное напряжение, сковывавшее его, наконец исчезло. Казалось, эльф выдохнул его, это напряжение - так медленно он перевел дух.
Гибкий кошачий язык был влажным и чуть-чуть шершавым. Аластор коснулся им мочки уха беловолосого, скользнул по кромке уха, легонько прикусил острый кончик. Рука его в это время разбиралась с поясом белого одеяния, разбиралась так непринужденно, что ясно было: эльф знает толк в одежде подобного рода.
Волосы волной белого золота рассыпались за спиной Нимраха, в них так и хотелось запустить руку, гладить их, перебирать, чувствовать их восхитительную мягкость - но перчатки все еще не были сняты, и пусть, это потом... Пусть он привыкнет к мысли, что с его новым знакомым что-то не так. Может, даже заподозрит, что именно. А еще лучше довести его до того состояния, в котором увиденное станет для него чем-то второстепенным. Но что-то в повадках этого красавчика, в его безмятежной вкрадчивой покорности, наводило на сомнения: кто кого еще здесь доведет...

Жрец хранил спокойствие, хоть в груди екнуло, стоило мужчине коснуться острого уха. Ткани покорно распадались подчиняясь движениям пальцев брюнета. Он затягивает с этой игрой. Он не торопиться обнажиться. Неужели все так плохо. От нетерпения скользнул языком по губам, снимая остатки помады. Руки блондина тоже жили своей жизнью. Они ощупывали каждый миллиметр еще такого незнакомого и загадочного тела. Ткань почти не мешала. Пока хватало тепла и легкого напряжения мышц, что отзывались на каждое прикосновение. Одно почти незаметное движение и края рубашки выскользнули из-за пояса. Что же ты там прячешь? Правой рукой Нимрах нырнул под водопад тяжелых темных волос, обхватил пальцами шею и приподнял себя над диваном. С невиданной ранее настойчивостью и уверенностью, вплавился в губы мужчины поцелуем. Горячим и неспешно-мягким. Практически одновременно подушечки пальцев свободной руки скользнули под белую ткань. Живот, грудь. Что-то действительно не так. Может украшения?
Собственные одеяния жреца соскальзывали с ухоженной кожи, обнажая плечи, раскрываясь подобно лепесткам. Его собственное тело, крепкое и гибкое как у юноши так и льнуло к Аластору, словно дразня, распаляя, отвлекая от терпеливо изучающих пальцев.
Отпрянул вновь, перехватил кисти синдорея, останавливая. Большими пальцами белоголовый с такой нежностью поглаживал узор перчаток, что любая мнимая грубость жеста испарялась. - Я хочу это видеть.

Эльф опустил ресницы. На щеках сами собой затвердели камешки желваков, выдавая какое-то внутреннее усилие. То, что мучило его, вернулось, или почти вернулось - но на сей раз он не стал колебаться. Склонился, не отнимая у Нимраха своих рук. Поцеловал ухоженный ноготь на его пальце. Прихватил зубами ленту-манжет, завязанную у запястья четырехкрылым бантом, и потянул. Освободившись, рукав соскользнул к локтю, открывая взгляду Нимраха все ту же перчатку - кожа, бронза, злые ломаные руны гравировки, четыре ремня на внутренней стороне предплечья, туго стягивающие это странное подобие брони.
Под рукавом это было незаметно, но теперь стало видно - сама форма предплечья была какой-то странной. Перчатка сильно расширялась к локтю от узкого запястья, как будто с тыльной стороны руки под нее было что-то подсунуто.
Аластор повернул руку, так что пальцы беловолосого оказались на первом ремне, на бронзовой пряжке над самым запястьем. Это не могло быть ничем иным, кроме приглашения. Молчаливого приглашения.
На Нимраха он не смотрел - вернее, смотрел на его пальцы, охватывающие закованное в перчатку запястье. Тени от опущенных ресниц чуть вздрагивали на высоких скулах. Но ощущение взгляда все равно почему-то было - взгляда, похожего на прикосновение, похожего на объятие, исходящего со всех сторон сразу, ощутимого так же остро, как шестым чувством ощущается в темноте чуждое, чужое присутствие.

Пальцы, принявшиеся было колдовать над пряжкой, замерли. Губы жреца скривились на мгновение, взгляд ушел в пустоту. Даже ушки, казалось навострились. Совсем немного понадобилось белоголовому, чтобы освоиться. Уголки рта сдвинулись, растекаясь по лицу широкой улыбкой. Вот значит как? Так даже интереснее.
В отличии от Аластора, Нимрах не сводил взгляда с партнера. Каждое движение ресниц, тени их на щеках, движение губ. Ни одна мелочь не ускользала от дотошливого эльфа. И все же черноволосый искуситель задал совсем другой темп этой пьесе. Зрачки расширись настолько, что почти скрыли радужку. Этот акулий взгляд и застывшая улыбка сделали маску лица несколько жутковатой при всей ее точеной красоте.
Тихое змеиное "с-с-с-с" зазвенело в полумраке. Казалось, что оно исходит от стен, свивается из потоков воздуха, заполняет пространство, оставаясь все таким же тихим, хоть и назойливым. Только тень тревоги, даже не угроза. Или же это не вокруг?
Жрец никогда не отличался грубостью, а здесь и сейчас и вовсе не видел смысла быть невежливым. Он не искал лазеек, чтобы скользнуть вглубь, потревожить своим присутствием. В конце концов он считал себя художником. Только смутное воспоминание о картинке, смазанные ладонью краски. Черные глянцевые чешуйки, прохлада при касании, струящиеся движения. Мелькнуло и пропало. Ничего не значащая картинка. Открытка посланная в ответ.
А движение не замирало. Пальцы уже справились с застежкой, освободили предплечье от хитрой перчатки. Вот только Нимрах не потрудился даже глянуть в ту сторону. Закрыв глаза, приподнялся, касаясь скулы Аластора щекой. Тягуче-медленно заскользил, тронул кончиком горячего языка мочку уха. - А ты забавный.

Когтистые пальцы вползли ему в волосы. Сжались, захватывая полную горсть струистого шелка. Расслабились за миг до того, как ощущение стало болезненным. Снова сжались, заставляя эльфа беспомощно запрокинуться, и снова ослабили хватку за мгновение до боли. Аластор чуть отстранился, сдвинулся ниже, шершавый язык коснулся ключицы Нимраха, медленно скользнул вверх - по шее, по тонкой нежной коже, под которой чувствовалось биение пульса. Рука оставила его затылок, спустилась на шею, на плечо, почти поспешно сдвигая прочь одежды...
Ладонь была одета во что-то, на ощупь напоминающее змеиную кожу, только теплую. И когти теперь казались острее фальшивых когтей перчатки - их странная ласка стала колючей, опасно-легкой.
- А ты нет, - выдохнул Аластор, заглядывая беловолосому в лицо. - Будь я проклят, хотя я и так проклят, если я видел хоть кого-нибудь прекраснее тебя.
И буквально впился поцелуем в приоткрытые губы эльфа. А чешуйчатая ладонь уже скользила по его груди, по животу, заставляя лепестки-одежды распасться, рассыпаться окончательно.

И жрец отозвался, словно серебряная струна из которой умелые пальцы извлекают звук. Шелковые искусно расписанные ткани остались на диване. Смятые лепестки. Забытый кокон. К словам брюнета Нимрах остался как будто глух. Да и что ему слова. Всего лишь сотрясение воздуха. Зато все остальное он считывал каждой клеточкой кожи. Прикосновения слишком необычны. Незнакомая гладкость, продуманная, тщательно отмеренная грубость, плавкая текучая нежность. Этот искуситель действительно знает свое дело.
Тихий выдох стал каким-то судорожным. Он увидел. Когти, чешуя, теплая сила. Взгляд метнулся к глазам партнера. Не страх, тихий восторг, молчаливое удивление.
Податливый и мягкий как комок воска, вновь вплавился в губы Аластора. С жадностью юнца, расчетливостью прелюбодея. Ладони загуляли по плечам, ребрам, вцепились в пояс. Может это всего лишь действие алкоголя? Откуда такая жадность и пыл? Пальцы заторопились, потяянули ткань рубахи выше, не забывая касаться подушечками каждого участка кожи, что оставался обнаженным. Сверкнули в полумраке колени, сжимая бедра, обтянутые брюками. Тонкие ноздри трепетали, жадно втягивая непривычный запах.

Опять зубами потянув за ленту, Аластор освободил второй рукав. Выпрямился, распустил ворот и небрежно, за ворот, стянул с себя рубашку, плеснув волной черных гладких волос.
Фарфоровая кожа резко белела в сумраке комнаты. Броневая пластина, узкий, странной формы хитиновый клинок рассекал его грудь пополам - от ямки между ключиц до солнечного сплетения. Темнели вереницы ядовито-зеленых кристаллов - мелких звездочек, вросших острыми лучами прямо в живое. Когда эльф - эльф?! - поднял руки и занялся ремнями второй перчатки, под тонкой, проросшей кристаллами кожей ожили мышцы, сухие, змеиные, проступающие явственным рельефом на плечах, на груди, на животе... Было в их текучем движении некое чуждое, злое, омерзительное изящество, свойственное змеям и демонам, завораживающее уродство, извращенно и странно граничащее с красотой. В нем во всем была какая-то мучительная неправильность, незавершенность; неустойчивое равновесие чего-то зловещего, замершего за миг до падения. Уже не чудо и еще не чудовище, он был похож на статую, странную статую - незаконченное творение безумного гения.
Теперь Аластор будто нарочно давал себя рассмотреть. И тяжелые ресницы по-прежнему были опущены, прятали от взгляда Нимраха изумрудный мрак его глаз.
Снятая перчатка отправилась на пол вслед за рубашкой, страшные руки легли на колени беловолосого, неспешно скользнули вниз, лаская нежную кожу с внутренней стороны бедер. А потом Аластор одну за одной поймал его руки за запястья и придавил к дивану, навис над эльфом, заглядывая под трепещущие ресницы - так близко, что тот всем телом мог чувствовать тепло его кожи:
- Ты же не против того, что я... мм... проклят?
Не то чтобы он не видел, что Нимрах не против. Но, наверное, хотел услышать.

Все же оно того стоило. Не стараться насытить любопытство догадками и полунамеками, а увидеть все это великолепие своими глазами. Действительно, возможно только Нимрах и мог счесть увиденное великолепием, в то время как кто-нибудь другой попросту ужаснулся. Губы жреца, еще хранившие влагу поцелуя, разомкнулись было для ответа, но замерли. Подобно предыдущему змеиному шипению, шепоток возник из ниоткуда, оставив только след в сосзнании этих двоих. Звук или запах? Или просто движение воздуха. "Нет" слилось с движением жреца, приподнявшего бедра, прижимающегося к животу Аластора.
Хозяйская демонстрация силы, вдавливающей запястья в обивку дивана не смущала. И как же контрастировала эта рабская покорность с прохладной отстраненностью взгляда и скользкой улыбочкой, что никак не желала покидать лицо.
Острый подбородок дрогнул, качнулся куда в сторону. Шепот, уже вполне настоящий, ощутимый физически. - В красной мантии, - и губы вновь приоткрылись, ноздри дрогнули. Тело жаждало ласк, рот поцелуев. Все что угодно, только бы не выскользнуть из этого круговорота.

И хватка на запястьях беловолосого разжалась. Пошарив рукой в ворохе шелка, которым стала его одежда, Аластор раздобыл оттуда маленький изящный флакончик. Несколько мгновений помедлил, разглядывая. Усмехнулся чему-то своему, когтем выломил пробку. Наклонил. Масло тонкой тяжелой струйкой пролилось Нимраху на живот.
Развязная, со знанием дела, покорность. Поток белых волос, ворох шелка разных оттенков. Приоткрытые губы, на которых уже не осталось помады.
Зыбкий, змеиный шелест, скользнувший по краю сознания; ощущение ленивой упругой силы; "нет", которое было вовсе не звуком... ты так видишь меня, да, менталист? Я похож на змею?
Тебе скучно жить, менталист? Иначе с чего бы такие развлечения - не по годам, не по повадкам... Ты ведь немолод, беловолосый. Ты немолод, умен и расчетлив, и сегодня был не так уж и пьян. А еще ты менталист.
Ты любишь играть, да? Хорошо... ты ведь догадался, что я не всегда был уродом?
Рука эльфа искупалась в масле, размазав его тягучую прохладу по коже беловолосого. Медно-багровая ребристая броня покрылась тусклым, металлическим глянцем. Аластор склонился, черные волосы упали Нимраху на грудь - нежное, шелковое прикосновение. Кошачий язык тронул напряженную горошину соска, эльф захватил ее губами, прикусил, вновь балансируя на самой грани боли. Его ладонь тем временем блуждала по животу Нимраха, и острые черные когти как будто перестали существовать - странная, чешуйчатая ласка была шелковистой и вкрадчивой.
Недолго. Несколько томительных мгновений. А потом его пальцы наконец завладели запретным, сжались, лаская - уверенно и умело.

Стон был тихим и слабым. Может даже не стон. Тяжелый выдох. Давно уже никто не высекал из этого тела такие искры. Тронутые углем веки задрожали. А он неплох. Весьма... Мысли начали путаться, искажаться, биться словно ночные бабочки в стекло. Жрецу казалось, что он действительно слышит судорожные удары крохотных тугих тельц о прозрачную стенку. Шорох крылышек, что ломаются в отчаянии.
Живот напрягся, стоило только кожи коснуться густой теплой струйке. Он чувствовал, что с ним играют. Как кот с мышью, перед тем как окончательно придушить. Подбрасывают в воздух, снова подминают. И ему не хотелось противиться этой игре. Пусть пока. Пусть. Это славно.
Кончик языка стремительно пробежался по губам, смачивая. Дыхание стало хрипловатым, тяжким. Гладкая грудь жреца вздымалась, замирала, стоило этому кудеснику только усилить ласку. Удерживать его на грани между удовольствием и болью было жестоко. Томить его, топить в ощущениях. Румянец тронул щеки, под вуалью ресниц зрачки вновь заполонили радужку.
Запах усиливался или правда все чувства обострились? Словно раскусил горошину перца.

продолжение здесь

@темы: РПшное, Нимрах